— Комнату на ночь, ужин, горячий чай.
Дело терпит; для начала ему нужны несколько часов отдыха.
Несколько часов отдыха и впрямь пошли на пользу. Женя отогрелась, поела без спешки, даже хотела прогуляться немного, однако ветер с мокрым снегом быстро загнали ее обратно в тепло. Оставалось заказать чаю в номер и наслаждаться отсутствием тряски и возможностью пройтись хотя бы от окна до двери и обратно.
Женя настояла, чтобы Солли попила чаю с ней вместе: сказать по правде, ей нужен был собеседник, достойный доверия и не болтливый. Привести мысли в порядок легче, когда проговариваешь их кому-то вслух.
— Не знаю, как поступить, — вздохнула она, грея пальцы о пузатый бок чайной чашки. — Эти дурные слухи! Зло берет оставлять как есть, но заострять внимание — неправильно. Ох, Солли, как же мне не хватает сейчас дядюшки! Что бы он посоветовал, как думаешь?
Старая служанка покачала головой:
— Господин граф никогда не вмешивался в женские дела, тем более в дела любовные. Всегда говорил, что становиться на пути влюбленной женщины — себе дороже.
— Но это не любовное дело! — возмутилась Женя. — Это же чистая политика, какая уж тут любовь! И потом, я вовсе не влюблена, с чего бы?
Солли вновь покачала головой, всем своим видом выражая сомнение:
— Слишком вы, барышня, задумчивы. Бывает, смотрите в окошко, а взгляд вдруг застынет, затуманится.
Женя выразительно пожала плечами. «Взгляд затуманится» — вот уж симптом! Будто она какая-нибудь мечтательная восьмиклассница! Да мало ли о чем человек задуматься может.
Она смешливо фыркнула, припомнив, как иногда застывал взгляд графа, когда тот слишком уж погружался в свои мысли. Послушать Солли — еще один влюбленный, не иначе! Категории «женат на своей работе»…
— Солли, а расскажи о дядюшке. — Женя сама не поняла, как это у нее вдруг вырвалась такая странная и в чем-то даже неосторожная просьба, но, увидев удивление на лице Солли, объяснила: — Он ведь постоянно занят. Когда случалось время поговорить, сначала я ему о себе рассказывала, а потом он учил меня, как благородной барышне себя вести в Андаре, объяснял, кто есть кто, что я должна знать, чтобы семью не подвести. И тетушка тоже… А о нем самом, о его жизни я почти ничего и не знаю. Нехорошо ведь, правда?
Солли покивала и задумалась, Женя отхлебнула чай, и в это мгновение снизу донесся истошный визг, крики, грохот — звуки, никак не сочетающиеся с понятием «приличная гостиница». Женя вскочила, дернулась к двери и застыла: инстинкт требовал бежать, спасаться или хотя бы посмотреть, что происходит, но лейтенант в первый же день пути предупредил не выходить вечерами из номера без сопровождающего, и это вполне согласовывалось с наставлениями тетушки.
Приникнув ухом к двери, Женя различила среди истерических воплей единственное слово: «Пожар». Паника тут же стала понятна, даже колени подогнулись. Зато мозг заработал в усиленном режиме, подкидывая одновременно случи самых ужасных пожаров в отелях («Хорошо, что здесь нет пластмассы и прочей синтетики, по крайней мере, дым не ядовитый»), правила поведения («Не лезть в толпу — затопчут, дышать через мокрую тряпку, не поддаваться панике»), а заодно почему-то эпизоды из приключенческих фильмов, где пожар инсценировали как раз ради вот такой общей паники, давки и суматохи, и проворачивали в этой суматохе собственные мутные делишки.
— Надо одеться, — сказала Женя. — Будем готовы быстро уходить. Вещи можно бросить, все равно основное — в карете, главное — письма и подорожная.
Собравшись с силами, она подошла к окну, отщелкнула запоры и потянула тяжелую раму. В лицо ударил стылый ветер. Окно выходило на задний двор, здесь было безлюдно, сумерки разбавлялись ровным мягким светом, падавшим на затоптанный снег из нескольких окон. Никаких отблесков огня, никаких рвущихся в панике наружу людей.
— Странно…
— Барышня, не время в окошко глядеть! Бежим!
— Солли, нет! — Женя быстро схватила служанку за руку, усадила на кровать. — Никуда мы не бежим. Здесь что-то нечисто.
— Но ведь… — Солли прижимала к груди теплую накидку, Женя мягко ее отобрала, накинула служанке на плечи. Намочила в умывальнике полотенце, вложила в безвольно упавшие руки.
— Солли. Послушайте, Солли, нельзя бояться. Все будет хорошо. Нельзя идти туда, где перепуганная толпа! Есть пожар, нет пожара — затопчут и не заметят. Держите эту тряпку крепко, если будет дым, нужно дышать через нее. Слышите? Солли, вы слышите меня?
Необходимость позаботиться о старой перепуганной женщине действовала лучше любого успокоительного.
— Гостиница кирпичная, крыша из черепицы, все не так страшно, стены не загорятся, потолок на голову не рухнет. Я думаю, вот-вот должен подойти лейтенант, надеюсь, с ним ничего не случилось, он мужчина крупный, в давке с ног не собьют. А вот если окажется, что там всего-то искра из очага в солому упала, а кто-то спьяну шум поднял…
В дверь постучали — сильно, уверенно, но достаточно вежливо, по крайней мере, не кулаком и не ногами. Однако фор Ганц обычно стучал не так.
— Кто? — открывать или даже подходить ближе Женя не собиралась.
— Мне показалось, в номере кто-то есть, — торопливо ответил мужской голос. — Вы не слышали криков? Оставаться в гостинице опасно.
Тревога полыхнула с новой силой. Солли подхватилась, но Женя шагнула к ней и силой усадила обратно.
— Я спрашивала не о криках и не о том, что вам кажется, — накрывала злость, и Женя готова была орать, но пока сдерживалась. — Я спросила, кто вы! Очевидно, ваши намерения таковы, что отвечать на этот вопрос небезопасно. Если вы попытаетесь войти, я применю силу. Солли, пожалуйста, сидите. Это или вор, или мародер, или кто похуже. Честные люди не скрывают своих имен и не пытаются запугать незнакомых женщин, чтобы выманить из комнаты.
— Я всего лишь… — тут незнакомец осекся и, похоже, поспешил убраться: Женя не была уверена, но ей почудился быстрый, почти неслышный бег. И почти сразу вновь раздался стук, но на этот раз более привычный.
— Это вы, лейтенант? — откликнулась Женя.
— Да, я, — голос фор Ганца полыхал тревогой. — Кто здесь был?
— Не знаю, он не представился, — Женя наконец-то подошла к дверям и отодвинула засов. — Там и в самом деле пожар, или это пустая паника?
— Уже потушили. Похоже на намеренный поджог.
— Угу, — Женя почему-то ничуть не удивилась, получив подтверждение своим подозрениям. — Так я и знала.
— Откуда?..
— Как бы сказать… Все выглядело слишком подозрительно. Входите скорее, я хочу запереться. Мне отчего-то кажется, что нас кто-то слушает, наверное, это от страха.
Лейтенант оглядел коридор, прежде чем войти.
— Нет, никого.
— Но кто-то пытался выманить нас из номера, — возразила Женя. — Помогите окно закрыть. Выстудила комнату…
— Зачем открывали? — прежде чем защелкнуть раму, фор Ганц высунулся в окно едва ли не по пояс и оглядел двор. — Там все тихо.
— Вот именно, тихо, — подхватила Женя. — Там ведь должен быть выход во двор, так? Будь и в самом деле пожар, люди выскакивали бы и оттуда. Что там вообще творилось, лейтенант? Отчего вы не пришли раньше, вам кто-нибудь помешал?
— Самым досадным образом, — фор Ганц поморщился и потер затылок. — Меня оглушили. К счастью, не слишком сильно, я достаточно быстро очнулся, хотя, признаться, наглотался дыма и чувствую себя неважно. Плохо, что я даже представить не могу, кто мог напасть, в зале была изрядная суматоха.
— А убить вас в той суматохе могли? — Женя сполоснула кружку из-под чая, налила воды и протянула лейтенанту. — Пейте.
Тот опустошил кружку одним глотком.
— Благодарю. Полагаю, могли и убить, хотя мне крайне неприятно признавать это. Нож или пистолет — вряд ли, но стоило им ударить посильнее, — он снова потер затылок. — Хотя, возможно, удар пришелся вскользь или получился не таким сильным, как хотелось злоумышленникам.
— В любом случае, это выглядело бы не покушением, а стечением несчастных обстоятельств, — кивнула Женя. — Хотела бы я знать, кому и зачем понадобилась я. А впрочем, нет, предпочитаю остаться в неведении.