— О чем вы думаете? — спросила Джегейль. — Вы вдруг так нахмурились.
— Да ни о чем, ерунда.
— Надеюсь, не о делах!
Он рассмеялся:
— Клянусь, нет! Не в эту ночь.
— Вот и хорошо, а то и правда, вы совсем уж… женаты на своей работе. Нужно и просто жить иногда, знаете ли.
— Это уж как получается, сама понимаешь.
— Понимаю…
Отчего-то получилось, что они снова стояли лицом к лицу, очень близко друг к другу, почти обнявшись, а вокруг не было ни души. От танцующих холо они ушли, до костра, где ели мясо, запивая его сидром, так и не дошли. Голоса, песни и смех отдалились, и Джегейль вдруг сказала:
— Вы так смотрите, мне не по себе становится. Со мной что-то не так?
«Это со мной что-то не так», — признался себе Варрен и как будто в пропасть шагнул, запретив себе взвешивать «за» и «против», думать о последствиях, даже вообще думать:
— Ты станешь моей женой?
Отчего-то ждал, что девушка или отшатнется, или откажет тем безлично-вежливым тоном, каким говорила на эту тему с Ларком. Но она округлила глаза, так что брови вздернулись вверх, и спросила чуть слышно:
— Вы ведь не шутите? А как же… ну, мы вроде как близкими родственниками считаемся?
— Не настолько близкими, — шепотом ответил он, — вполне допустимо. Дочь двоюродного брата, да еще от чужестранки.
— И я думала, что не нравлюсь вам… в этом смысле?
— Мне нравишься просто ты. Какая есть. Но если сомневаешься… давай проверим?
Возможно, ему и самому нужно было проверить: до сих пор Варрен фор Циррент предпочитал дам постарше и попышнее, но, с другой стороны, все прежние пассии давно уже вызывали в нем лишь скуку. Что же касается Джегейль… Граф затруднился бы описать свое к ней отношение, но совершенно точно знал: никому другому ее не отдаст. Даже во благо короны.
Но целоваться с нею оказалось так, будто он помолодел лет на двадцать. Варрен коснулся приоткрытых губ нежно и осторожно, скорее ради девушки, чем ради себя: чтобы Джегейль попробовала и поняла, не противен ли он ей в таком качестве. Что ж, поняла она быстро. Нежность почти сразу уступила место страсти, тонкие руки обвились вокруг его шеи, Джегейль приподнялась на цыпочки, прильнув к нему всем телом, и углубила поцелуй, невольно заставив вспомнить, что она уже не невинная девица. Ее не смущал ни сам поцелуй, весьма откровенный, ни то, что она наверняка чувствовала желание Варрена, и когда она все же отпрянула, то сказала лишь:
— Мне кажется, проверка достаточно удалась. Я как-то не готова заходить дальше прямо сейчас, в конце концов, люди кругом.
— Тебя смущает только это?
Кажется, она покраснела, хотя в сумерках трудно было судить.
— На самом деле не только, но я вам доверяю. И вы мне нравитесь, чего уж теперь скрывать.
— Так ты согласна?
— Да, — Джегейль вдруг озорно улыбнулась, — а вы в роли главы семьи и моего работодателя тоже согласны?
— Можешь считать, что я уже попросил сам у себя твоей руки и дал сам себе положительный ответ.
— Ну, хорошо, в таком случае жених может поцеловать невесту, — и теперь уже девушка первой потянулась к его губам.
Так, целующимися, их и застала Гелли. Рассмеялась непривычно звонко:
— Наконец-то ты, братец, перестал ворон считать! Поздравляю, — и надела на голову Джегейль венок — откуда только взяла? Изящные, почти черные в ночи пролески, ярко-желтые пышные болотницы и серебристо-белые анемоны… — Тебе идет, дорогая, — она чмокнула Джегейль в щеку, обняла обоих и исчезла так же внезапно, как появилась.
— Пойдемте все-таки дальше праздновать, — тихонько предложила Джегейль, — а то ладно еще тетушка, а если бы на нас вот так же кого другого вынесло? Неудобно…
Варрен осторожно поправил венок:
— Тебе и в самом деле идет. Мне кажется, ты сегодня особенно, — он запнулся, подбирая слова: та девушка, что стояла сейчас перед ним, глядя сияющими глазами, не заслуживала банальных, привычных комплиментов. — Особенно настоящая. Правильная, такая, какой и должна быть.
— А мне кажется, у меня жизнь стала такой, какой должна быть, вот и все. А скажи, я теперь могу называть тебя по имени, или только «супруг мой» и на вы?
Если бы Варрен сейчас пил, он бы, наверное, поперхнулся.
— Где ты набралась такого… такой ереси?!
— В романах, конечно же, — фыркнула она, — я, конечно, понимаю, что там в основном чушь пишут, но вдруг?!
— Называй, как хочешь, — подхватив взвизгнувшую Джегейль на руки, Варрен зашагал к угасающим кострам: к мясу и сидру, смеху и песням, любопытным взглядам и неминуемым скорым слухам. — Эй, люди, налейте кто-нибудь выпить мне и моей невесте!
ЭПИЛОГ, в котором принц Ларк-Элиот-Дионн возвращается с войны и узнаёт, что скоропалительная женитьба ему не грозит
— Эй, люди, налейте кто-нибудь выпить, — орал благим матом какой-то детина, и без того изрядно поддатый. Дойти до выставленной на площади бочки он был, очевидно, уже не в силах. Впрочем, не факт, что в бочке осталась хоть капля…
— Кричали женщины «ура» и в воздух чепчики бросали, — пробормотала Женя. Коляска с трудом пробивалась сквозь радостно гудящую толпу: на самом деле стадия криков «ура» и бросания чепчиков была днем, когда по этим улицам торжественным парадным маршем шли гвардейские полки, сейчас же народ вовсю гулял, празднуя возвращение победоносного принца Ларка.
Женя фыркнула тайком: «победоносный принц» звучало, по ее мнению, крайне смешно, однако именно так орали на всех углах герольды. Интересно бы спросить, как самому Ларку нравится это пафосное определение? Впрочем, он наверняка привык и принимает как должное.
— Скажи, дорогой, — склонилась Женя к уху сидевшего рядом мужа, — а это так уж обязательно — в первый день сразу торжественный прием? Народные гулянья — оно понятно, но что-то мне беднягу Ларка даже жалко стало, припрягли с корабля на бал. Хоть бы отдохнуть дали.
— Ты не с той позиции смотришь, — объяснил Варрен. — Это у народа простой и незамысловатый праздник, а то, что будет сейчас во дворце, скорее можно считать финальным сражением. Мало победить, нужно воспользоваться плодами победы. Впрочем, эта головная боль уже не Ларка, ему достаточно блистать, флиртовать и улыбаться, а прочим займется король.
— Дипломатия? — понятливо вздохнула Женя. — Потому и адмирал так спешно прибыл — прозрачно намекать о нашей силе на морях? А я-то думала, он к тетушке спешил.
— Одно другому не мешает.
Варрен приобнял ее, и Женя с удовольствием пристроила голову на его плече.
— Может, тебе стоило остаться дома?
— И пропустить такое развлечение? Нет уж, дорогой! Не волнуйся, я прекрасно себя чувствую. В магической медицине есть, пожалуй, своя прелесть.
О «прелестях» раннего токсикоза Женя наслушалась страшилок еще дома, от сослуживиц и подруг. Однако стоило у нее проявиться первым симптомам этого кошмара, как тетушка Гелли привезла сурового вида повитуху, та выпоила Жене какую-то кислую микстурку, поводила руками, велела надеть амулет, а заодно вполне доходчиво объяснила, отчего не следует бояться родов. Когда встревоженный Варрен приволок неизменного Заккендаля, с Женей все уже было в порядке, так что они с доктором прекрасно провели время, сравнивая подходы к ведению беременности здесь и «там».
— Пока еще не слишком видно, — Женя оправила платье и лукаво улыбнулась. — Должна же я полюбоваться на лица господ офицеров, когда они попытаются пригласить меня танцевать.
— Танцевать ты не будешь!
— Само собой. Я собираюсь развлекаться, танцы этому скорее мешают. — Она подняла голову и поймала взгляд Варрена: — Если, конечно, это танцы не с тобой, милый.
— Танцевать со мной ты тоже не будешь, — уже больше для порядка проворчал тот. — Разве что дома, если пожелаешь.