Выбрать главу

Кстати, о «захватнической» политике большевиков. А если бы в Гражданской войне победил Деникин, неужели «белое» правительство смирилось бы с ситуацией того времени? Белогвардейцы наверняка сделали бы то же самое: погнали бы войска Пилсудского с Украины и Белоруссии и неизвестно где бы остановились. И наверняка бы не признали финскую границу под Петроградом. А может быть, и саму независимость Финляндии, а также государств Прибалтики. (Юденич, во всяком случае, отказался признать независимость Эстонии и лишился ее помощи.) И точно так же постарались бы вернуть Закавказье и Среднюю Азию в состав единого государства. И трудно представить, чтобы тогдашние политики из лагеря белых согласились бы с аннексией Бессарабии Румынией. Это в 1990-е годы деграданты готовы были разбазарить вековые приобретения, а в те времена дело с национальной энергетикой обстояло не так скверно. Так что «империализм» большевиков был вполне закономерен.

Современные горячие споры о пакте Молотова – Риббентропа как о договоре, фиксирующем раздел сфер влияния, носят в основном идеологический характер. Для России Беловежское соглашение 1991 г. имело куда более трагические последствия. И те, кто горюет по поводу «раздела Польши», ничего не имеют против раздела СССР и потери Россией своих оплаченных кровью территорий вроде Крыма и Донбасса, в освоение которых к тому же были вложены огромные средства. Неприятность для них состоит в том, что в 1939 г. Москва выступала с позиций сильного, уважаемого игрока в мировой политике, а ныне есть много желающих, чтобы такая ситуация для России никогда не повторилась. Поэтому есть смысл заранее дискредитировать возможные комбинации в будущем.

Кроме того, критики пакта Молотова – Риббентропа предпочитают не предлагать своих вариантов разрешения проблемы. Может, потому, что это сразу выявило бы слабость их позиции? Представим, что Сталин не пошел бы на договор с Гитлером, что последовало бы дальше? У Гитлера было два варианта: либо сделать Германию миролюбивой страной, либо все равно начать войну с Польшей. Какой вариант выбрал бы Гитлер, догадаться не трудно. Когда же Германия напала на Польшу, то у Сталина, в свою очередь, было бы два варианта. Первый: пассивно наблюдать, как вермахт выходит на советские границы и Москва, Ленинград, Киев оказываются в зоне действия бомбардировочной авиации. После этого судьба Прибалтики была бы также решена. По меньшей мере Литва и Латвия оказались бы в зоне германского влияния (владения Польши охватывали их границы). Таким образом, Советский Союз оказался бы в клещах между Японией с ее плацдармом в Маньчжурии и Германией с ее потенциальными союзниками: Финляндией с границей 32 км от Ленинграда и Румынией. И что дальше? Ждать неминуемой развязки? Глупо.

Второй вариант состоял в том, чтобы атаковать Германию в сентябре 1939 г. Но было ясно, что Англия и Франция останутся пассивными наблюдателями за линией Мажино, и Красной Армии придется воевать с вермахтом в одиночку и, возможно, с японской армией (как раз в это время полыхал конфликт на Халхин-Голе). Получалось, что СССР вынесла бы на себе всю тяжесть войны при третьей радующейся стороне.

Предположим, доблестная Красная Армия разгромила бы фашистов и, потеряв всего пару миллионов человек, встретилась бы с войсками Англии и Франции где-нибудь на Эльбе. Опять вопрос: что дальше? Снова было бы два варианта.

Первый: Красной Армии пришлось бы отступить к своим границам, оставив Европу старым игрокам – Парижу, Лондону, Варшаве. Но что взамен должен был получить СССР за свои жертвы? Территориальные приобретения были исключены, ведь соседние земли принадлежали Польше. Но тогда это называется «таскать каштаны чужими руками». Москва обслужила бы старушку Европу, и на этом все бы для нее закончилось. Глупо.

Второй вариант: делать то же, что делалось в 1946–1948 гг., т. е. остаться и утверждать в Европе советское влияние. Но при наличии свежих англо-французских объединенных вооруженных сил и США в качестве тылового резерва. Значит, сразу возникла бы угроза продолжения войны со свежими противниками. Поэтому Сталин предпочел иной вариант, при котором СССР получал нечто более осязаемое, чем «вечную благодарность народов, спасенных от фашизма», и иметь перед собой полнокровные армии западных «союзников» в реальности. Сталин предпочел сам стать третьей радующейся стороной, наблюдая со стороны за схваткой Англии и Франции с Германией и за тем, как увязает в Китае японская армия. Собственно говоря, за это его и критикуют, ибо иное было не по правилам. Россия всегда была на подхвате у европейских держав: в Семилетней войне (1756–1763.), в войнах с Наполеоном, во время подавления Венгерской революции 1849 г. и в мировой войне 1914 г. А тут роли переменились: бывшая обслуга начала собственную игру, прерогатива на которую всегда была за Лондоном и Парижем (подробнее см. 1). Это Англия и Франция могли санкционировать аннексии в Европе, а как же Сталин посмел без спросу изменить границу на востоке! Поневоле обидишься, и ту обиду затаили надолго, и ее с большой болью и участием озвучили наши критики Сталина.