Этот добродушный молодой человек с русой бородкой приходил к Лаврову по четвергам, держался застенчиво. Когда Лавров спросил его, какие у него есть средства к существованию, выяснилось, что никаких. Макаревский очень слабо владел французским языком, из-за этого не мог себе найти в Париже работу. Лавров предложил ему маленький заработок — переписку «писем из Англии» для «Русских ведомостей». Отдавал ему часть своего гонорара.
Теперь Макаревский приходил каждый день. Он на только переписывал статьи. Всегда выражал готовность принести угля и затопить камин или сходить к булочнику. По четвергам ставил самовар и после ухода гостей, пи слова не говоря, мыл посуду. Видно было, что он не просто благодарен за материальную поддержку, но от души старается сделать для Петра Лавровича все, что может.
Очень славный оказался молодой человек.
В Париже ему жилось тоскливо, бездеятельность угнетала, и в начале лета он сказал Лаврову, что решил нелегально вернуться в Россию. Надо было ему помочь. Они вдвоем посетили Тихомирова, и Лавров попросил достать для его молодого друга подходящие документы.
Тихомиров с чьей-то помощью достал для Макаревского болгарский заграничный паспорт. С этим паспортом можно было проехать к русско-румынской границе, а в Румынии есть свои люди — переправят. Лавров дал Макаревскому адрес своей дочери и зятя в Екатеринославе. Еще раз высказал убеждение, что путь к революции — это пропаганда, а не террор.
Макаревский должен был выехать из Парижа 30 июля — сначала в Женеву.
Когда он зашел проститься, Лавров почувствовал, что успел привязаться к этому молодому человеку почти как к сыну. Вот уедет — и снова его квартира, его «келья», как ее называла Варвара Николаевна, будет оживляться только по четвергам, а в остальные дни недели снова он будет один… Сказал Макаревскому с чувством:
— Будьте осторожны! Если почувствуете большую опасность, возвращайтесь в Париж.
Макаревский стал спускаться по лестнице, а он, выйдя на лестничную площадку, вослед ему крикнул:
— До свидания, до свидания!
И хотелось верить, что расстаются действительно до свидания, не навсегда.
Нет, не остался он в одиночестве. Преданным его другом становился Николай Русанов. Все чаще заходил по вечерам, и они подолгу беседовали в кабинете.
Однажды собрались пить чай, Лавров нечаянно схватился за только что потушенную спиртовку и сильно обжегся.
— Черт… черт… как больно! — пробормотал он, дуя себе на пальцы.
Русанов шутливо заметил, что Петр Лаврович почему-то никогда в подобных случаях не поминает бога.
— Заставил себя, Николай Сергеевич, — серьезно ответил Лавров. — Прежде, когда верил в бога, не обращал внимания, а когда покончил с мифами, решил отучиться… Имя бога я произношу только тогда, когда это строго необходимо в разговоре или письме для обозначения этого легендарного существа.
— Простите, Петр Лаврович, но черта вы упоминаете, а меж тем вы, конечно, столь же мало верите в существование и злого духа.
— А это уж моя непоследовательность, — улыбнулся Лавров. — Нужно было бы и от «черта» отказаться, но как-то не удалось.
В другой раз Русанов спросил, как он относится к смерти, и Лавров ответил:
— Да как же относиться к ней, Николай Сергеевич? Смерти не минуешь.
— Простите, Петр Лаврович, но вы знаете, как я люблю вас и как интересуюсь вами… Так вот: у вас, человека здорового, человека нормального в квадрате, есть страх смерти?
— Собственно, страха нет.
— А что?
— Неприятность непредставимости.
— Я не совсем понимаю, Петр Лаврович.
— Я, знаете ли, Николай Сергеевич, редко думаю о смерти. Но, когда приходится почему-либо подумать, сейчас же испытываю сильное неудовольствие и приказываю себе не думать об этом.
— И удается?
— Всегда удается.
Заметил удивленный взгляд Русанова и добавил:
— Я не люблю неясных, непредставимых вещей, А тут — можно ли себе представить свое несуществование?.. Надо как можно меньше думать о смерти.
И еще сказал:
— По натуре я скорее оптимист. Но порою, когда задумываешься над тем, как узки пределы человеческого наслаждения и как чуть ли не безгранична возможность страдания, становишься почти пессимистом. Вообще же, я думаю, преобладающее настроение в личности зависит в очень большой степени от общественного строя. И от того, в каком периоде находится сейчас человечество…