Уже наступил декабрь. Он ждал возвращения Анны в Париж.
Наконец она вернулась, подруга сердечная, королева души его, «маленькое Величество»…
На улице Шоссе д'Антэн снял он квартиру, где она смогли поселиться вдвоем. Анна была снова рядом, и он почувствовал себя тут по-настоящему дома.
Квартира помещалась в «антресоле» (в Петербурге сказали бы — в бельэтаже). В этом же доме Анна снов» открыла свою мастерскую искусственных цветов. В Париж она вернулась, имея надежный паспорт на имя Элен Вандаль, и это имя теперь написали на вывеске. Ее помощником и красильщиком цветов стал польский эмигрант Станкевич, весьма деловой человек, он жил в Париже под именем Жан Блон.
В мартовский день 1872 года в квартиру на Шоссе д'Антэн явились нежданные гости из России — трое незнакомых молодых людей; рослый и представительный Александр Криль и его жена — из Петербурга, с ними вместе — помещик (вернее, сын помещика) Павел Байваковский из Черниговской губернии.
Лавров пригласил их в кабинет. Преодолев первое смущение, молодые люди стали восторженно говорить о его «Исторических письмах» (псевдоним не скрыл его авторства, оно уже было известно многим), заговорили о том, какое сильное впечатление произвели «Исторические письма» на мыслящих читателей в России. Читал ли он в журнале «Дело» критическую статью, которую написал известный ему Шелгунов? В ней замечательно сказано, что автор «Исторических писем» — человек, «живо чувствующий в прошедшем настоящее и в настоящем будущее». Да, именно так! И вот теперь они трое — не только от своего имени, но также от имени их единомышленников и друзей — хотят предложить ему, Лаврову, предпринять издание за границей русского революционного журнала. Такой журнал необходим, его ждут. А если журнал окажется не под силу, то хотя бы сборники статей, корреспонденции из России. Вспомним «Колокол» — Герцен подал великий пример. Но Герцена нет в живых. Бакунин подорвал свой авторитет, проявив неразборчивость в выборе друзей — когда сблизился с Нечаевым. Среди русских общественных деятелей за границей лишь один человек вызывает полное доверие читателей в России, этот человек — он, Лавров.
Молодые люди сказали ему:
— Мы надеемся на вас.
Он поднялся с кресла взволнованный, они тоже встали, и он протянул им руки.
Да разве он мог отказаться! Сегодня, как никогда прежде, он почувствовал, что жизнь его имеет высокий смысл. Он нужен России, о нем помнят, его слово не осталось гласом вопиющего в пустыне. Теперь вот ему предлагают издавать русский революционный журнал.
С чего же начать? Криль и его жена просили составить программу журнала — они отвезут ее в Петербург и там распространят в кругу передовой интеллигенции. Байдаковский заявил, что готов субсидировать журнал из собственных средств, — он, видимо, был человеком состоятельным.
К сожалению, все трое не называли имен возможных авторов журнала, живущих в России. Лавров подумал, что молодые люди, должно быть, считают себя не вправе разглашать имена литераторов, желающих печататься в революционном журнале тайно. Как выяснилось в разговоре, жена Криля, Софья, — родная сестра радикального публициста Петра Ткачева — уже три года он сидел в тюрьме. Можно было предположить, что один из возможных инициаторов — Ткачев…
Подумали о названии будущего журнала. Оно было выбрано сразу — «Вперед!».
Он представлял себе дело так: ныне русских литераторов, настроенных революционно, не удовлетворяют скудные возможности легальной печати, и вот они организовались для политической борьбы с помощью печатного органа за рубежом. Но никто из них не хочет или не может стать эмигрантом и тем самым отрезать себе пути возвращения в Россию. Они намерены нелегально, не открывая своих имен, печатать статьи по русским вопросам в будущем революционном журнале за границей и надеются, что его сможет издавать Лавров.
Значит, программа журнала должна соответствовать чаяниям передовых русских публицистов. Он знал их наперечет — но их опубликованным статьям: Шелгунов, Ткачев, Михайловский… Вот если бы еще Чернышевский мог войти в число будущих авторов журнала «Вперед!»… Ах, если бы! Но он был уже сослан в дальний угол Сибири, в Вилюйск, и на его участие нельзя было надеяться.