Лавров признавался в письме к Елене Андреевне Штакеншнейдер: «…до сих пор меня не могли удовлетворить никакие отвлеченные отношения с читателями, которых я не знаю и не вижу. Они могли составить долю, я даже весьма значительную, моей жизни, но я нуждался И в живых товарищах жизни, симпатии которых или, по крайней мере, сочувствие моей мысли я мог бы видеть, слышать, ощущать».
В другом письме к ней он пожаловался на холодность дочери: так редко пишет…
«Вы ее плохо знаете, — ответила Елена Андреевна. Она прежде всего Ваша дочь, т. е. у нее та же закваска. Она обложила себя льдом, а внутри горячо…»
ГЛАВА ПЯТАЯ
Поезд привез его в Цюрих в холодный ноябрьский день. На вокзале встречали его Подолинский, Линев и еще незнакомые молодые люди — цюрихские русские студенты. Такие хорошие молодые лица… Крепкие пожатия рук… Лаврова приветствовали радостно, шумно. Подхватили его багаж.
Вышли с вокзала, в нанятом экипаже покатили по каменной мостовой. За мостом через быструю реку Лиммат въехали в правобережную часть города на пологом склоне горы Цюрихберг.
Лаврову показали огромное, на вид мрачноватое здание — Политехникум. А где университет? Оказалось, университет отдельного здания не имеет. Лекции для его студентов читаются в аудиториях Политехникума…
Выше и выше в гору поднимался экипаж, и взгляду открывались вдали снежные вершины Альп. Открылось и заблестело Цюрихское озеро. Видно было, что черепичные крыши старого города потемнели от времени и даже кое-где поросли травой.
Сразу за городской чертой началось предместье Готтинген. Осенние листья слетали с деревьев на мостовую. Экипаж остановился возле дома, где Лаврову, как явленному гостю, уже приготовили комнату при русской студенческой библиотеке. Здесь его встретили студенты-медики Валерьян Смирнов и его невенчанная жена Розалия Идельсоы. Они вдвоем ведали библиотекой. Смирнов, тщедушный и экспансивный молодой человек с курчавой светлой бородкой и живыми глазами, представился как горячий сторонник будущего революционного журнала «Вперед!».
Выгрузив с помощью молодых друзей свой багаж, Лавров отделил два мешка Сажина — с книгами, журналами и газетами. Отправил их с посыльным. Тут же выяснилось, что Сажин известен в Цюрихе только под именем Армаи Росс и никому не открывает своей подлинной фамилии. Лавров этого не знал и невольно разгласил секрет.
Сажин-Росс возглавлял в Цюрихе круг бакунистов. Говорили, что авторитет у него среди русских студентов большой. С этим придется считаться, если ставить себе задачу объединить их вокруг нового издания…
Программу журнала размножили литографским способом — потрудился петербургский кружок. Литографированные экземпляры программы уже были доставлены в Цюрих. Лавров взял один экземпляр и сам пошел к Сажину.
Сашин принял его сухо. Поблагодарил за привезенные мешки с книгами. Листы программы журнала взял, но так небрежно, что можно было понять: он вовсе не ждет, что написанное Лавровым может оказаться для бакунистов приемлемым.
Лавров был раздосадован. Но, прежде чем уйти, спросил Сажина, как тот собирается использовать нечаевский архив.
Ответ был самым неожиданным. Сажин спокойно заявил, что бумаги Нечаева он сжег. Но почему? Потому что вместе с приятелями решил: хранить их незачем. Что же он обнаружил в этих бумагах? Ну, во-первых, сотни полторы или две карточек — целый каталог всех известных Нечаеву русских революционеров. На одной стороне карточки были зашифрованы фамилия, имя, отчество, иногда и кличка, на другой — без всякого шифра приводилась полная характеристика этого человека — с точки зрения Нечаева. По характеристикам можно было расшифровать имена без особого труда. Легко представить себе, какую ценность имели бы эти карточки для Третьего отделения. Просто клад! А еще были письма, выкраденные Нечаевым из письменных столов Бакунина и Огарева. В том числе — письма Герцена и Тургенева. Но Сажин и его приятели не питали почтения к этим именам, письма Герцена и Тургенева также бросили в огонь. Что и говорить, нигилисты!
Дня через три Лавров решился зайти к Сажину снова — со всей определенностью выяснить, что думает тот о программе «Вперед!» после того, как ее прочел. Должен же он был ее прочесть!
— Знаете, Петр Лаврович, — без обиняков сказал ему Сажнн, — нам вообще говорить не о чем. Мы друг друга не поймем. У нас нет общих точек для разговора.
Вот так. Говорит: «Мы друг друга не поймем», — и понимать не желает…
— Ведя с вами переговоры, я, конечно, разумею не вас лично, а то направление, которое вы представляете, — хмуро проговорил Лавров.