Ваш новый старый друг Огарев»,
Читая новые стихи Огарева, Лавров вдруг сам загорелся желанием написать что-то важное и насущное в стихотворной форме.
Он сочинил «Новую песню», Показать товарищам по редакции свое стихотворение стеснялся. Поэтому придумал такой ход: послал его Лопатину и в сопроводительном письме попросил: «…откройте прилагаемый листок спишите, что там заключается, и пришлите мне как бы полученное Вами от лица, требовавшего безусловного молчания, для «Вперед!». Пришлите в письме, которое можно было бы в случае чего показать другим. Вещь недостаточно удовлетворительная, чтобы сознаться…»
На прилагаемом листке Лопатин мог прочесть эту вещь — «Новую песню» Лаврова, чье имя, как автора стихотворения, должно было остаться тайной. Начиналась «Новая песня» так:
Отречемся от старого мира!
Отряхнем его прах с наших ног!
Нам враждебны златые кумиры;
Ненавистен нам царский чертог.
А в конце рефреном звучали строки:
Вставай, подымайся, рабочий народ!
Вставай на врагов, брат голодный!
Раздайся крик мести народной/ Вперед!
Мог ли Петр Лаврович предполагать, что эти строки станут «Рабочей Марсельезой», которую будут петь по всей России годы спустя…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В дом на улице Эвершот Род в Холловэе редакция газеты «Вперед!» перебралась в мае 1875 года. И здесь на каждом этаже было только по две комнаты: окнами в сад и окнами на улицу. Дом был теснее прежнего, зато дешевле, и сад во дворе оказался больше и лучше — вид ил окна радовал глаз. Особенно сейчас, когда по-весеннему ярко зеленела листва, потеплело и окна можно было держать открытыми.
В соседнем переулке, застроенном сараями и конюшнями» нанят был сарай с верхним освещением — застекленной частью потолка. В сарае поставили наборные кассы.
Летом Лопатин снова нелегально отправился в Россию.
Первое же его письмо к Лаврову из Петербурга больно ударило известием об Александре Алексеевиче Кропоткине: «…князя А. А. выслали в Минусинск Енисейской губернии. Все вышло из-за его письма к Вам, перехваченного на почте, и из-за его дерзких ответов…»
А в сентябре Лопатин сообщил, что перехваченное письмо Кропоткина было отправлено по адресу: Mr. Thompson, care of Mr. Albert, то есть «М-ру Томпсону через м-ра Альберта». «Обстоятельство это не лишено значения», — замечал в письме Лопатин. Ведь Альбертом назывался, на почтовых конвертах мнимый Потоцкий… Значит, все-таки этот проклятый адрес подвел Кропоткина! Значит, гнусный провокатор обвел Лаврова вокруг пальца… Вот уж — век живи, век учись…
Вести из России были угнетающими: аресты, молодых революционеров следовали один за другим.
Протянуть братскую руку тем, кого преследуют! Убеждающим словом поддержать в них сознание своей правоты!
Со всей горячностью написал Лавров статью «Новый разгул сыщиков»:
«Мы надеемся, мы уверены, что социально-революционное движение в России перешло уже тот фазис, когда арест двух-трех десятков лиц мог остановить его. Оно пустило корни, которых уже не вырвать сыщикам, и теперь преследования могут лишь усилить его.
…Да, русские капиталисты и купцы, русские чиновники и сыщики, столпы и державные эксплуататор русской империи, и у вас загорелась почва под ногами.
Что вы можете противопоставить проповеди братского союза всех трудящихся, союза, который должен смести с земли русской всех паразитов, питающихся жизненны ми соками трудящегося народа?..
Не противопоставите ли вы нам идею самодержавного богопомазанника, безответственного пред рабами единого просвещенного божественным разумом среди темной толпы? Вы сами не верите уже этой полинялой тряпке…
Или не вынесете ли вы против нас хоругвь православия, этого вечного раба сильных, который никогда не протянул руки страждущему, подавленному народу русскому, — этого жалкого паразита, который прожил тысячу лет на русской почве, внушив к себе лишь презрение? — Но кто и когда мог опереться на эту болотную трясину? Разве православие могло спасти кого-нибудь?
…У вас нет и не может быть принципов, и потому вы можете лишь опираться на силу в ваших гонениях на социалистов. Но и ваша сила вовсе не прочна, и тайное сознание этой непрочности усиливает вашу панику, усиливает то озлобление, с которым вы бросаетесь на всякую жертву, не разбирая, насколько она опасна для вас…»