Выбрать главу

Петербургский кружок лавровцев решил провести в Париже съезд. Слово «съезд», пожалуй, звучало тут слитком громко: съехаться должно было всего человек семь. «Вот выдумали-то, — писал об этом Лавров Лопатину, — но для меня лично это приятно: повидаюсь с Вами и постараюсь дня на три-четыре продолжить мое пребывание в Париже. Только бы откуда-нибудь получить деньги мои, а то мои капиталы понизились до 1 шиллинга».

Лопатин немедленно прислал ему денег. «Когда-нибудь разочтемся», — отвечал Лавров с благодарностью.

Причина проведения съезда была ему ясна и вызывала тяжелую досаду. Еще прошлой осенью представитель петербургского кружка приезжал в Лондон и уже тогда, на почти ежедневных совещаниях, ставил в укор Лаврову, что он будто бы идет на уступки бунтарям-бакунистам, и он раздражался, отказывался от редакторства. Его уговаривали остаться, он чувствовал, что без него редакция развалится, дело будет погублено, и поэтому не ушел. Теперь можно было ожидать, что те же претензии будут высказаны на съезде.

Итак, на парижской квартире собрались в начале декабря Лавров, Линев, Смирнов, Гинзбург, два делегата из Киева и один из Одессы. На первом же заседании Гинзбург выразил неудовлетворенность петербургского кружка и формой издания (предпочли бы видеть не газету, а журнал), и, до некоторой степени, выбранным па-правлением — он требовал ограничиваться мирной пропагандой и возражал против призывов к активным действиям. В ответ Лавров резко заявил, что полагает необходимым, напротив, усилить боевой характер газеты. Он потребовал признать за лондонским кружком право на самостоятельность решений. Поддержал его только Линев. Остальные с его требованием не согласились.

Не считаться с их мнением Лавров не мог. Тем более что издание находилось в прямой зависимости от материальной поддержки из Петербурга. Поэтому он заявил: все услышанное здесь вынуждает его отказаться от редакторства. Но он намерен и дальше служить всеми силами делу социальной революции в России.

Прозаседали одиннадцать дней в прокуренной чьей-то квартире и разъехались из Парижа кто куда.

Лавров вернулся в Лондон подавленный, удрученный итогом парижского съезда. Смирнов воспринял его отказ от редакторства как нежелание считаться с младшими товарищами, был раздражен до крайности.

В Лондоне Смирнов и Кулябко-Корецкий решили при поддержке, пока еще только словесной, петербургского кружка выпускать сами с нового, 1877 года уже не газету и не журнал, а непериодическое издание, сборник — под прежним названием. Решили, что обойдутся без Лаврова. А он никогда не позволял себе навязывать свое участие людям, которые считали, что вполне могут обойтись без него.

Отойдя от редакции, он стал подыскивать себе другое жилье — врозь так уж врозь! В январе он снял меблированную комнату, сумрачную, с одним окном и грязно-зеленым ковром на полу, в доме на Тоттенхем Корт Род, поблизости от Британского музея. Чтобы переехать, не обременяя себя новыми долгами, он заложил в ломбард свои серебряные ложки и медвежью шубу, которую не надевал со дня выезда из России. Прискорбнее всего было то, что он оказался вынужден — временно, пока не имел заработка, — согласиться на; пособие, предложенное ему еще в Париже участниками съезда, — четыре фунта в месяц. Сейчас без этих четырех фунтов никак ему было не прожить…

Еще летом минувшего года Лопатин переслал Лаврову привезенную из Сибири рукопись Чернышевского. Это была первая часть романа «Пролог», написанная во время пребывания ссыльного автора на нерчинских заводах, до того, как его упрятали еще дальше, в Вилюйск.

Долгое время в редакции советовались и решали, как ее печатать — с именем автора или без. Теперь эту рукопись Лавров оставил Смирнову и Кулябко-Корецкому — они готовились ее напечатать.

Но вот Лавров получил из Женевы письмо от украинского публициста Драгоманова, отосланное 5 февраля. Драгоманов писал: «Сегодня я получил письма Пыпина и М. Антоновича для передачи Вам, каковые письма и посылаю. Оба пишущие просят Вас отвечать на эти письма мне… Мне кажется, что в самом деле надо бы приостановиться с выпуском романа и проверить, какова на этот счет воля автора».