Выбрать главу

А в апреле газеты сообщили новость поразительную: Веру Засулич петербургский суд присяжных признал невиновной! Лавров едва верил своим глазам, когда об этом прочел.

Веру Засулич освободили из Дома предварительного заключения. Но оправдательный приговор по ее делу был опротестован прокурором. Сразу было издано распоряжение о ее розыске. Она скрылась за границу…

В России хождение в народ прекратилось совершенно, молодых революционеров в отчаяние приводил слабый успех неумелой их пропаганды в деревнях. Об этом рассказывалось в письмах, доходивших из России. Как тут было не прийти к выводу, что теперь, вслед за Верой Засулич, молодые революционеры будут стрелять!

А в Лондоне тускло прозябала редакция «Вперед!». Без участия Лаврова она с трудом выпустила еще один сборник, не вызвавший никакого отклика. Призывы к мирной пропаганде сейчас и не могли найти живой отклик у революционной молодежи — иное наступало время. Смирнов махнул на все рукой, решил заняться медицинской практикой и уехал в Швейцарию. Кулябко-Корецкий нелегально вернулся в Петербург.

Объявился в Париже Петр Кропоткин. Лавров получил записку от Тургенева: «Князь Кропоткин был у меня и крайне мне понравился. Очень интересная личность!»

Кропоткин организовал в Париже группу своих сторонников. Собралось их человек двадцать. И когда парижским анархистам удавалось привлечь на свой митинг хотя бы сотню желающих слушать, они были счастливы — такой успех!

Однако в апреле был арестован в Париже итальянский анархист Андреа Коста. Видимо, полиция решила агитацию анархистов пресечь. Кропоткин, чтобы избежать ареста, уехал в Швейцарию.

Вместе с Андреа Коста была арестована его подруга — та самая молодая женщина, что ночевала на квартире Лаврова, когда в прошлом году приехала в Париж. В Цюрихе он знал ее как Анну Розенштейн, там она вышла замуж, затем вернулась в Россию. С мужем своим, Петром Макаревичем, она уже разошлась, ныне он был осужден по процессу 193-х и сослан в Сибирь. В Париже она объявилась под фамилией Кулешовой — то ли второй раз вышла замуж, то ли достала фиктивный паспорт па эту фамилию.

Теперь Лаврову передали ее просьбу из тюрьмы. Она вспомнила о нем и просила похлопотать: пусть кто-нибудь поручится за нее, тогда ее выпустят, Он не мог сделать этого сам, статус эмигранта не давал ему права по закону поручаться за кого бы то ни было. Но просто отмахнуться от ее просьбы он считал себя не вправе. Пусть она не Вера Засулич, но все же и она служит делу революции как может, значит, надо за нее заступиться. И решил он обратиться к Тургеневу.

О том, как все дальше произошло, Тургенев рассказал в письме другу своему Анненкову 6 мая. Написал, что Кулешова, она же Макаревич — «молодая, недурная, очень ограниченная и очень бойкая бакунистка или, как говорят теперь, «вспышечница» (от слова «вспышка»), проповедующая, что не надо учить, а подымать и зажигать народ и т. д. Говорит она очень хлестко, как любой русский журнал — и, я полагаю, равно способна на глупость и на самопожертвование». Рассказал, что по просьбе Лаврова и других поручился за нее перед судебным следователем, что она не убежит. Из тюрьмы ее выпустили, она приезжала к Тургеневу благодарить, «а теперь она, кажется, уехала, — сообщал он далее в письме. — Журналы рассказывают, будто я присутствовал рядом с ней на процессе Коста — но я, конечно, там не был; вероятно, за меня приняли Лаврова, который так же сед и так же бородаст, как я. Коста — рьяный и энергический итальянец- бывший секретарь Бакунина», Суд приговорил его к полутора годам тюрьмы.

Когда узнал об этой истории Лопатин, он отнесся к заступничеству Лаврова весьма иронически.

Случилось так, что Лопатин сидел у него дома и пил чай, а Лавров за чаем читал газету. Прочел, совершенно между прочим, сообщение о смерти испанской королевы и сказал:

— Как жаль такую молодую женщину, так недавно вышедшую замуж по любви…

— Вам, Петр Лаврович, — шутливо заметил Лопатин, — всегда бывает жаль… — и он добавил непечатное словцо, обозначавшее, кого бывает жаль Петру Лавровичу.

— Ну-ну, я не знал, что вы такой злой, — Лавров смущенно улыбнулся и заморгал. — Да и что дурного она сделала? Мне просто по-человечески жаль.

Летом этого года в Париже привлекала публику Всемирная выставка. На ней с огромным успехом демонстрировал свою электрическую свечу изобретатель Павел Николаевич Яблочков. Он вынужден был уехать из России, потому что дорогостоящие опыты заставили его залезть в долги, выплатить которые он не мог.