Под вечер консьерж принес письмо. Лавров распечатал — оказалось письмо от Тургенева:
«Я вчера ждал Вас весь день, а сегодня должен был выехать, и очень жалко, что Вы меня не застали. Вот в чем дело: если Вы еще не уехали — то ступайте завтра к префекту полиции Камескасу. Я его видел сегодня, и он меня расспрашивал, что Вы за человек?» Далее Тургенев сообщал, что поручился за Лаврова перед префектом, и тот может дать отсрочку на. несколько дней. Чтобы ее получить, нужно только зайти в префектуру завтра утром. «Куда Вы едете? Дайте знать. И вообще если я могу быть полезным…»
Лавров оторвался от письма, увидел вопрошающие взгляды тех, кто в этот момент находился в кабинете… Здесь была Варвара Николаевна, была Лиза Блонская, был незнакомый и любопытствующий француз…
— Мне вот советуют обратиться к господину Камескасу, но я не пойду. — Лавров спрятал листок письма в конверт. — Не стану никого просить. Послезавтра отправлюсь в Лондон. Ничего страшного.
На другой день, просматривая газеты, Лавров увидел на страницах «Gaulois» статейку репортера, который, оказывается, был у него вчера. Приходил, так сказать, инкогнито. Репортер сообщал: «…мы имели случай убедиться, что друзей у этого нигилиста много. Поминутно являлись русские всех возрастов и обоего пола…» Далее описывал квартиру: «Бумагами и газетами завален стол, занимающий середину комнаты. Негде булавки в стену воткнуть. Книги, старые и новые, поднимаются кругом сплошными грудами от пола до потолка…» Репортер увидел «седовласого старца с двумя довольно молодыми дамами» — неужели он, Лавров, уже выглядит старцем? Ему ведь еще нет шестидесяти… Спасибо, что дамы названы довольно молодыми и могут не огорчаться: Варвара Николаевна в ее неполные сорок лет, Лиза в ее тридцать… Репортера удивило, что дамы были «в черном». Действительно, в черном, но это обычная строгость их одежды, не очень понятная для парижского щелкопера. «Они, по-видимому, смотрят на Лаврова как на великого жреца. Явились сюда заботиться о старце до последней минуты. Готовы как бы сейчас к бою, в случае нужды, для защиты его». Ну, пусть себе иронизирует, бог с ним. Дальше — о том, как Лавров прочел письмо с советом отправиться к префекту полиции… Да, вот когда стоит похвалить себя за привычную предосторожность — не сказал при постороннем, от кого письмо, а то бы сегодня снова трепали имя Тургенева на страницах этой скверной га-Беты.
Все-таки имя Тургенева еще раз появилось на страницах «Gaulois» — в день отъезда Лаврова из Парижа, 13 февраля. В письме в редакцию, помеченном еще 10-м февраля, Тургенев отвечал на прочитанную им статью: «Я вижу с некоторым удивлением, что в сегодняшнем номере «Gaulois» мое имя примешано к рассказу о высылке г. Петра Лаврова… Спасать г. Лаврова я никогда не имел ни возможности, ни случая, а наши политические убеждения до такой степени несходны, что в одном из своих сочинений г. Лавров формально упрекнул меня в том, что, как либерал и оппортунист, я всегда противился тому, что он называл развитием революционной мысли в России».
Но ведь он, Лавров, никогда не называл Тургенева оппортунистом и никогда не утверждал, что Тургенев противится развитию революционной мысли в России!
Как это объяснить?
Видимо, это письмо в газету Тургенев написал единственно ради того, чтобы отвести от себя опасность непредвиденных репрессивных мер со стороны царского правительства. Может, он опасался, что его могут не пустить домой, в Россию… Конечно, он понимал, что Лавров непременно прочтет это его письмо на страницах «Gaulois», но верил, что тот поймет его правильно и не обидится.
Лавров и не обиделся. И не по поводу печатного заявления Тургенева, а лишь по поводу своей высылки он захотел высказаться на газетных страницах. Написал открытое письмо — заявил, что французское правительство, изгоняя его из страны, действует, правда, в соответствии со своим положением, но в вопиющем противоречии с девизом «Свобода, равенство, братство», который можно прочесть на стенах Парижа. Он выразил надежду, что его изгнание побудит многих французов внести свое имя в подписной лист фонда помощи жертвам деспотизм.: в России.
Варвара Николаевна взялась отнести это письмо в редакцию «Justice». Она загорелась желанием написать для газеты его биографию, попросила его изложить на бумаге хотя бы самые краткие биографические сведения — для ее статьи. Он обещал.