Ночные сомнения грызли нутро точно полевые мыши. Я должна была их выгнать чтобы ни стало.
Дом был полный людей. В нем находился сейчас мой ночной гость, моя беда, печаль и источник других разномастных чувств. И ничего не помешало мне набросится с вопросами.
-Я высказала ему все, что думаю по поводу его нахождения здесь, а ещё, чтобы он исчез и не приближался к тебе.
Внутренне меня пробрало на смех. Исчез? Не приближался? Дважды “ха”. Максим никогда и никого не слушался. Гроза района имел авторитет и своё мнение. Именно он решал возникшие проблемы, и не только свои. Он не разменивался на угрозы, но сразу давал то, что считал заслуженным. И тот Максим не был спецназовцем.
Щеки предательски запылали от воспоминаний.
-Что я не позволю разрушить твою жизнь, -тон голоса мамы снова мог заморозить много миль вокруг. Он бы мог побороться с уличным морозом и даже взять первое место.
-Об этом можете не беспокоиться, -раздалось сбоку невозмутимое и ни капли не смущенное.
Мы замолчали. Две головы синхронно повернулись к внезапно появившемуся третьему лишнему. И если одна сузила глаза и недовольно поджала губы, то я сильно вздрогнула и уставилась во все глаза на Максима. Какого черта он подкрался так тихо и подслушал? Никого же не было.
Учащенное биение сердца вновь запуталось зачем оно стучит так сильно, от злости, от радости встречи, от ночных еще не улегшихся воспоминаний или несправедливости ради.
Но через миг оно сделало выбор - от обиды.
-Что ты здесь делаешь?
-Гуляю, -Максим тут же ответил на вопрос мамы. Он приподнял подбородок и улыбался краешком уголка. -Я в гостях, забыли, мама?
-Не смей…
-Да ладно вам.
-Ты забываешься с кем разговариваешь.
Мамин голос источал чистый яд.
И тут я поняла одно. И это врезалось в сознание так резко, будто лопнула натянутая резинка. Это заставило меня повернуть голову в начальное направление, чтобы найти хоть намёк на то, что я ошибаюсь. И не нашлось. На безупречном для немолодого лица женщины не скрывалась ни одна эмоция. Моя мама искренне, всей душой, прямо вот всем сердцем ненавидела Максима. Ее ненависть выдавалась абсолютно во всем, в каждом полутоне, в вздрагивании ресниц, во вдохе и выдохе.
-О, поверьте, я ничего не забываю, -ответил он ехидно, немного шутливо и невозмутимо. А после изменил свой голос на абсолютно противоположный - низкий, тяжелый. -Я ничего не забываю. И мне абсолютно все равно на ваши тайные перешептывания. Как мать с дочерью вы имеет полное право обсуждать что хотите, как имею право и я высказаться о том, что касается меня. И я вам говорю, что можете вообще ни о чем не волноваться.
И шагнул…
Мимо офигевшей от наглости мамы.
Мимо молчаливой от повторного шока меня.
Шел прямо. Руки в карманах, взгляд перед собой.
Чертов необходимый мне взгляд скользнул мимо меня. Он выхватывал абсолютно все, кроме моей личности. Любую мелочь, но не меня. Против разума, против здравого ума, против логики я нуждалась в этом взгляде. Я задыхалась без него.
Я истекала кровью от равнодушия. Я умирала от безнадежности. Я горела от его холода.
Разум кричал, что-то хотел донести, но все звуки оставались за толстым бронированным стеклом. Логика надрывалась, больно билась о стену, а стекло все увеличивалось. Это была моя боль. Боль не отступала, она набирала обороты и подчинила себе все мое тело.
Внутренне я взмолилась “за что”?
Я хочу забыть. Умоляла я кого-то свыше.
Я хочу стать куском бревна. Просила я боль. Я не хочу чувствовать.
Максим скрылся за дверью.
-Идем завтракать, -позвали меня и взяли за руку, словно маленькую.
Я быть может убрала бы руку, но вместо того, чтобы обратить на это внимание, я старалась скрыть свое состояние. А было оно, словно по мне проехался танк. Два раза. Безжалостно и отрешенно.
И сама себе удивлялась. Почему мне больно? Из-за холодного безразличия? Но я с самого начала видела ее, спорила с собой. Так почему мне выворачивает изнутри?
Я его люблю сильнее, чем думала.
Я скучала по нему сильнее, чем ожидала.
Я задвинула в темный угол чувства, но не похоронила.
Я врала, что забыла.
Я притворялась, что жила.
И теперь меня били по единственному живому и цельному, что у меня было. Надежда. Ее безжалостно ковыряли из сердца.
-А вот и мои девочки пришли, -позвал отец.
Кухня встретила нас свежезаваренным кофе, булочками с корицей и яблоком и довольными, выспавшимися лицами.
-Как же Анька все таки похожа на тебя, Софа, -выдала тетя.
-Зато красота вся от меня, -ответил ей отец, хохотнув от своей шутки.
-Что же получается, я не красивая? -деланно нахмурилась мама. Она уже прошла к кофейней машине, чтобы налить себе на чашку утренний напиток.
-Ты у меня умница, -тепло ответил ей отец, подойдя к ней поближе, чтобы поцеловать в висок. -Как спалось, дорогая? -обратился отец уже ко мне.
Все, что касалось отношений между родителями, я всегда видела заботу, теплоту, доверие и любовь. Откуда же этот холод по отношению ко мне, эта строгость и безразличие к некоторым аспектам жизни? Может ли хорошая мать забыть праздник дочери и записаться на этот день в салон красоты, чтобы пропасть в нем целый день.
А может это я эгоистичная? -как вариант предложил внутренний голос. Может, ответила я. Это же эгоистично желать все внимание окружающих в честь дня твоего рождения. Они не обязаны отменять свои дела, подстраиваться под другого человека, даже если дочь сильно ждет маму, чтобы просто ее обнять и поцеловать.
-Спалось? -мне пришлось переспросить, потому что первое что мне захотелось сделать, это закусить губу, закатив глаза. Потому что те слова, которые требовали выхода, не принято говорить в семейном кругу, перед родителями и племянницами. Короче говоря, мозги выключились и придумать ложь и соответствующую эмоцию к ней я просто не успела.
-Хорошо, -в конце концов ответила я, шагнув к выходу. И надеясь, что все поверили. Зеркало утром все же показало другое - мешки под глазами, кислую мину и неухоженную немного сгорбившуюся от навалившейся тяжести потерянную женщину. Да, именно женщину, для юной девушки в расцвете сил отдых все же требовался.
На улице меня ожидали морозный ветер и тяжелые серые тучи. Казалось, что стало только хуже.
Я не теряла надежду, что смогу выбраться без потерь.
Но разочарование все же отдалось горечью. Когда же выглянет солнце?
-Мы не трогали ничего за твоё отсутствие, -продолжил отец. -Хотел поменять хотя бы диван, но решил ничего не делать без твоего согласия.
Возникшая пауза дала понять, что семья ждет от меня ответа. И устремленные взгляды тоже намекали на это.
Это должно было быть трогательно и мило, но внутренне я лишь пожала плечами. Может я на самом деле эгоистка и думаю только о себе? А как ещё объяснить отсутствие связи с комнатой, где я выросла, где делала первые успехи, где радовалась и плакала, где мечтала и смеялась. Я могла ночами напролёт сидеть в одном положении и рисовать. Рисовать до отказа суставов. Рисовать до куска карандаша, которая больше не держится между пальцами. Рисовать, улетая в безграничные края и не замечать позывов тела на сон, еду, воду и отдых. Я могла не заметить и упавший астероид во двор.
Там же я вела самую бесполезную войну. Там же я ее и закончила. Война Ани и Максима закончилась в выпускной вечер.
В выпускной вечер закончилась и едва начавшись другая жизнь.
Все четыре стены и каждый темный угол были свидетелями становления простой Ани в Анну Явницкую. Потому что Аня была нежной, открытой, мечтательной девочкой. Она не боялась своих мыслей, говорила с улыбкой, дружила со сверстниками, была легкой и доверчивой. А Анна Явницкая студентка экономического факультета, расчетливая, гордая, холодная стерва - на однокурсников смотрит свысока, на внимание не отвечает, на комплименты не улыбается. Она больше ни о чем не мечтает и никому не доверяет.