По телу по-новому пробежалась дрожь. Все пережитые чувства, которые благополучно дремали все это время, разом взбудоражили нутро. Как я ждала помощи, и не дождавшись ее, в который раз разочаровалась. «Это же Аня, вернется обязательно», подумала семья. Потом как испугалась за них же. А если бы они попали под раздачу? Лучше самой лежать под капельницей, чем видеть родных в тошнотворно белой палате.
-Ты цела, слава Богу, цела. Дай погляжу. Что же он сделал с тобой, моя девочка?
Кто это он я не поняла. Список уже длинный. Следователя можно из него вычеркнуть. Как он мучал мой мозг никто не услышал. Да и к защитнику правопорядка, как бы, больше доверия. Если отец имел в виду того амбала, который нес меня на плече, словно мешок картошки, то вопрос тот же. Откуда? Их же не было там. Поэтому вопрос оставался открытым.
-Вас просили зайти только после окончания допроса, -недовольно процедил следователь. А я лишь тихо порадовалась. Так то ему.
-А он закончился, -раздалось невозмутимое и холодное с дверей. И в душе стало еще капельку легче. Да, мама, продолжай.
Никогда я так не радовалась ее появлению, потому что знала, что она своего добьется. А в данном случае, мы обе хотели одного - чтобы следователь оставил меня в покое. Тот встал, даже немного удивленно, развернулся и нервно поправил манжеты. Кажется, с ним давно не смели так разговаривать. Следующие его слова это подтвердили.
-Гражданка Явницкая, следствие не будет ждать пока вы будете обниматься. Преступника найдете мне вы?
-Анна тогда здесь причем?
-К ней есть вопросы.
-А на каком основании вы обращаетесь с моей дочерью и пациенткой больницы, в таком ключе? Это она что-ли преступница? Дайте человеку прийти в себя.
-Вы мешаете допросу, -сквозь зубы выдал следователь. Ему крайне не нравились сложившиеся обстоятельства. -Если не освободите палату в течении минуты, это будет расценено, как умышленное препятствование следствию.
Мягко говоря, я обалдела. Насколько же все серьезно?
-А в чем вы обвиняете нас? -этот мужской баритон раздался над ухом. Этот папа. -Я как знаю преступника вы поймали. Сейчас он сидит за решеткой.
-Анна Явницкая в заговоре с преступниками, скрывает важную информацию или может быть связана с ними определенным образом. Не вся группа была поймана.
В этот момент челюсть упала не только у меня. Хотелось откровенно ругнуться.
-В таком случае мы будем разговаривать только в присутствии адвоката.
-Это не обвинение. Вы пока что в режиме свидетеля. Но …
Дальше терпеть я не стала.
-Я отказываюсь от дачи показаний. По крайней мере сейчас. Мне плохо.
Все лишние, кто занимал мой кислород в скромной палате, повернулись тут же ко мне. Надо же, я тоже могу за себя постоять.
В принципе, это вовсе была не ложь. С каждой секундой слабость накатывала короткими волнами, грозя вылится в очередной обморок. Столько информации и столько шума давили тяжелым камнем.
-Вы уверены? -следователь Овечкин недовольно сжал челюсти и снова поправил манжеты. Кажется, это нервы. -В таком случае, подпишите протокол об отказе и ждите официального приглашения.
И, попрощавшись, вышел. Воздуха стало вдвое больше.
-Спасибо, мама.
-О, Анна, -вздохнула она, заняв то место, где недавно сидел следователь. Медом намазано что-ли. -Почему ты не слушаешь старших, которые тебе столько раз повторяли, что Кравц не тот человек, с кем можно заводить дружбу. Из-за него могут быть одни проблемы. С детства он к тебе проявлял нездоровый интерес, и все беды тянул. Вот во что оно вылилось.
Она горестно вздохнула, точно мы вернулись в те самые годы, когда маленькая я шла против указаний. Спорить не хотелось. Да и принимать гостей особо тоже. На душе было тяжело, сердце билось нервно и неспокойно. Чего-то откровенно не хватало, а что, понять не могла.
Да и не дали.
Меня окружили со всех сторон.
Те, которые бросили меня.
-Анечка, ты как?
-Поправляйся скорее.
-Как мы за тебя переживали.
Коротко оглянувшись, заметила искренние чувства. Семья переживала и желала только лучшего. Ну так, оставьте меня, подумалось вскользь, для моего самочувствия. А еще я почувствовала их страх. Он витал в воздухе тонким призрачным слоем. Он чувствовался еще в их поведении. Каждый раз семья отводила глаза, не желая смотреть прямо.
Через пару минут бесполезной, пустой болтовни, я не выдержала и спросила об этом открыто.
-Что с Максимом? В чем меня обвиняют?
Девочка я не маленькая и прекрасно помню про группу поддержки, которую якобы Макс убрал. А еще я не забыла те стеклянные глаза. Даже дикая усталость и литры вливающейся в меня жидкости не смогли отогнать свежие воспоминания.
Короткое молчание как ни странно нарушила мама.
-Он в тюрьме.
-За что?
Могла бы не спрашивать, но хотелось узнать все.
-За умышленное нападение с целью убийства.
Понятно.
Ну не такое уж и умышленное. Вряд ли “спасал шкуру” можно назвать планом. Я единственная знала правду, потому что подслушала разговор.
Я тяжело сглотнула.
Продолжай. Я слушаю.
-За заговор против вышестоящих лиц.
Это тоже еще спорно, если верить неудачно подслушанным словам.
Тут я впервые подумала о другом. Было ли это неудачей? Да, я в конечном итоге в больнице. Но! Нападение случилось бы точно. Заранее запланированною по чьему-то приказу операцию специально организовали ночью, а перед этим подключили прямое наблюдение за домом. Правда они не знали, где на самом деле ночевал Максим. А потом, узнай я об этом от следствии или официальных источников засомневалась бы? Вон как мои гости смотрят - со страхом, с недоверием, точно я их сообщница.
Да и прямой вопрос, что же я на самом деле делала в лесу тоже читался в их глазах.
Я нервно рассмеялась и удостоилась парочки внимательных взглядов. Типа, с тобой все в порядке?!
-Да, я так, -отмахнулась я.
Речь ведь идет о серьезных вещах. Вон, меня уже хотят обвинить непонятно в чем.
Что же чувствует Максим? Это же несправедливость. В сердце больно кольнуло. Если его задержали на месте с поличными и на горяченьком, то никакие правды и неправды его не спасут. Потому что личный разговор кроме меня никто не слышал, а доказать вышестоящий приказ еще суметь надо. А так, кто остался в живых, тот и виноват получается.
Что самое горькое, не поверят в том числе и мне. Потому как я, вроде, заинтересованное лицо.
-Что с ним будет? -вырвалось тихо.
-О Господи, -возмутилась мама. -Анна, о чем ты думаешь только? -она от нервов и глупой дочери начала мерить комнату шагами.
-Папа, -я повернулась к более спокойному человеку.
-Я не знаю, дочка, и мама права. Тебя приплести к делу раз плюнуть. Ты лучше расскажи что случилось на самом деле и ничего не таи.
А случилось, папа, то, что никто не поймет.
И стоит ли, спрашивается, начинать?
Еще через тридцать минут, которые вымотали меня до утреннего состояния едва живого планктона, я осталась одна созерцать белую стену пустым взглядом. Ну как одна. Верочка принесла мне ужин, но ее взгляд меня больше не пугал и даже не отвлекал.
Я пыталась понять себя. Я была в смятении. На перепутье, где сложно сделать выбор, потому что вернуться будет невозможно.
Мне было не в радость идти свидетельницей чрезвычайно важного процесса. Обошлась бы. Участвовать в игре «последний выживший» тоже. Максимум чего я ждала от нового года – это лёгкая нервозность и слабая раздражительность. Спасибо, Максим как всегда сделал мои дни ярче.