— Нет. Но прислугу позвали на банкет, как и было обещано.
Я кивнула, а Генри напрягся и замолчал. По крайней мере, он пришел! Я уставилась на елку, пока от огоньков не заслезились глаза. Даже когда отвернулась, на моих веках все еще мелькали разноцветные шарики.
— Каково это, быть мертвым?
Я покраснела, осознав, что только что ляпнула, а от того, что он не ответил сразу, стало только хуже.
— Не имею представления. Но я также не знаю, каково быть живым.
Я поджала губы. Точно. Постоянно забываю об этом.
— Если хочешь, я могу рассказать тебе о смерти.
Я подняла взгляд.
— А в чем разница?
— Смерть — это процесс умирания. Мертвым ты становишься уже после наступления смерти.
— О, — я намеренно проигнорировала мысли о маминой смерти… будет ли ей больно, появится ли свет в конце туннеля, поймет ли она, что происходит? Но Генри не станет спекулировать на эту тему. — Ну, давай.
Он осторожно вытянул руку и, к моему удивлению, положил ее мне на плечи. Напряжение никуда не ушло, но и на том спасибо — он не касался меня неделями.
— Все не так плохо, как думают смертные. Очень похоже на сон, как мне говорили. Даже когда рана вызывает боль, она быстро проходит.
— Что… — сглотнула. — Что происходит после того, как они засыпают? Появляется… яркий свет?
Генри хватило тактичности не рассмеяться.
— Нет. Появляются ворота, — многозначительный взгляд. Что бы он ни пытался мне донести, я ничего не поняла. Генри сдался и сказал: — Ворота у входа в частную собственность.
— О, — я часто заморгала и задумалась. — О. Ты имеешь в виду эти…
— Иногда они очень кстати. Но большую часть времени они находятся в запределье.
— Это что?
— Преисподняя, где души коротают вечность.
— Значит, Рай тоже существует?
Его пальцы плавно обхватили мою голую руку, и я автоматически прижалась к нему. Может, мама была права — может, он так отдалился от меня, потому что боялся, что я не переживу Рождество? Или просто пытался утешить меня. В любом случае, я жаждала его теплых прикосновений.
— Изначально существовало много разных убеждений, из-за которых царство оставалось без определения, — сказал он серьезным тоном. — Когда появились более существенные религии, с ними сформировался и Тартар, и Елисейские поля, и другие. С тех пор религии расширялись… — он замолчал, осторожно подбирая слова. — Загробная жизнь зависит от пожеланий или верований души.
В моем разуме пронеслось бесконечное число возможностей, от которых кружилась голова.
— Разве это не усложняет дело?
— Еще как, — на сей раз он улыбнулся. — Поэтому я и не могу править в одиночку. Джеймс служил мне временным помощником.
Мое настроение мгновенно ухудшилось.
— Если ты не можешь править один, то почему он сможет, если ты исчезнешь?
Генри заерзал, и на мгновение я испугалась, что он уйдет. Положила руку поверх его, и он замер.
— Не знаю. Если до этого дойдет, данная проблема перестанет быть моей заботой. Учитывая, как он вел себя по отношению к тебе, я подозреваю, что он планирует предложить тебе ту же должность, но окончательное решение принимает совет. Если ты не пройдешь испытания для меня, то тебе не станут давать второй шанс с ним.
Мне никогда не приходила в голову возможность, что я настолько нравлюсь Джеймсу, что он захочет провести со мной вечность. Я вздохнула, пытаясь не ерзать. Сомневаюсь, что Генри прав — мы с Джеймсом просто друзья, если теперь нас можно так назвать. Он это знал. Они оба знали.
— Что я буду делать? В смысле, если пройду их… каков план?
— Это тяжелая работа, — ответил парень, и я увидела отражение гирлянд в его глазах. — По большей части мы наводим порядок или помогаем не определившейся душе прийти к пониманию. Нам запрещено вмешиваться, если душа не считает, что ее должны судить.
— А что происходит с ними? — я пыталась вспомнить, кем была моя мама. Методисткой? Лютеранкой? Пресвитерианкой? Это вообще важно?
— Это полностью зависит от их убеждений. Если они верят, что будут жить в человеческой форме, то так и происходит. Если верят, что превратятся в яркий светящийся шар, так тому и быть.
— А что, если то, во что они верят, и то, чего хотят — две разные вещи?
— Тогда в дело вступаем мы.
Я замолчала. Перспектива провести остаток вечности за правлением мертвыми казалась невероятной, как что-то далекое и неосязаемое. Не уверена, что хочу этим заниматься. Я стремилась не к данной позиции и даже не к бессмертию. Познакомившись с Генри, я уже боялась представить, какой одинокой может быть вечность, и не жаждала это испытать на своей шкуре.
— А если я не справлюсь с работой? Вдруг я окажусь ужасной неудачницей, и тебе придется искать кого-то другого?
Он долго не отвечал.
— Для этого и существуют испытания. Свою часть я выполнил, выбрав тебя — я верю, что ты справишься. Братья и сестры тестируют тебя, потому что с таким заданием приходит и большая ответственность, здесь нет места для ошибки. Если ты не сможешь этим заниматься, то не будешь. Все просто.