И в тесноте вихляющего по улицам Выборгской стороны трамвайного вагона Яковлеву вдруг стало ясно, что эта красивая девушка уже поняла, уже «прочитала» его чувства к ней и сама каким-то образом дала понять ему, Яковлеву, что чувства эти нашли отклик. И легко рассказывалось о жизни в общежитиях, об истории знакомства с Владимировым. Но в то же время Григорий понимал, что сами эти чувства никак не должны проявиться пока. Может быть, только пока… А может быть, и никогда, — этого он не знал. Просто, глядя друг другу в глаза, они заключили безмолвный договор хранить этот секрет.
На Большой Зелениной они пересели на тридцать четвертый маршрут. Вагон попался новый, бесшумный, пассажиров было мало, Алла и Яковлев сели у окна друг против друга.
Яковлев уже без всякого смущения смотрел Алле в лицо, следил за сменой выражений, любовался ее улыбкой.
Когда они шли от трамвайного кольца к стадиону, Алла неожиданно взяла его под руку.
— А то мне не угнаться за вами, — тихо сказала она.
Яковлев промолчал, лишь замедлил шаг.
Небо впереди горело оранжевыми и багровыми полосами, веером расходившимися из-за холма стадиона. Он повел Аллу по широкой лестнице главного входа вверх на галерею, сильнее прижал локтем ее руку и сказал:
— Пойдемте быстрее, я вам покажу что-то.
Она прибавила шаг.
На галерее, обрамленной балюстрадой, Яковлев пошел еще быстрее. Он хотел дойти до того места, откуда откроется залив. Алла еле поспевала за ним, дробно стуча каблуками.
Наконец показался залив. Яковлев подвел ее к самой балюстраде и молча повел рукой, указывая вперед.
Солнце еще высоко стояло над горизонтом, но большое густое облако закрывало весь диск, и он только угадывался по розовому свечению, а из-за верхнего и нижнего краев этого розовеющего облака веером выплескивались оранжевые и багровые полосы света. Они неподвижно стояли в небе, а по краям горизонт был прозрачно-желтым; мелкая зыбь залива переливалась красными и бурыми бликами; застыла в неподвижности листва деревьев, и все вокруг было до краев налито тишиной.
Яковлев отступил назад, чтобы оставить девушку наедине с этим светом и заливом.
Они долго стояли так, пока снизу не донеслись шумы моторов.
— Ребята приехали, — тихо сказал Яковлев.
Алла повернулась к нему.
— Гриша, спасибо. Я никогда не видела такого, — глаза ее были влажными и блестели.
— Мы еще закат увидим, тоже здорово. Через час, наверное, — сказал Яковлев.
Они медленно прошли по галерее и спустились вниз по склону холма боковой лестницей. Тут, где обычно во время соревнований стартовали гонщики, уже постреливал мотором приземистый гоночный автомобиль. Удлиненный обтекаемый кузов желтого цвета казался особенно ярким на матово-сером фоне асфальта. Возле автомобиля стояли несколько человек. Их лица в предзакатном свете отливали светлой медью.
Яковлев на шаг опередил Аллу, сказал громко:
— Привет, мастера!
К нему повернулось сразу несколько человек. Начались рукопожатия, шутливая перебранка. Потом Яковлев оглянулся и, указав на Аллу, представил:
— Вот, Алла, тоже автомобилист, через год конструктором будет.
Парни несколько притихли, церемонно здороваясь с ней, а потом снова обступили машину.
— Ну, как движок? — спросил Яковлев и машинально погладил автомобиль по желтому боку.
— Да вроде так, ничего. Перегревался чуть, когда гоняли с поднятым колесом, — ответил ему Володька — старый приятель по гаражу.
— Это нормально, на ходу будет в самый раз. Ну-ка, прогазуй, — Яковлев склонился к облицовке мотора. Володька легко, одним прыжком вскочил в тесную кабину и дал газ. Над тихой безветренной трассой разнесся рев гоночного мотора.
Яковлев, наклонившись, слушал этот рев, потом махнул Володьке рукой, и тот сбросил обороты.
Все закурили. Кто-то спросил:
— Ну что, прогоним разок?
— Может, сядешь Гриша? — предложил Володька.
Яковлев оглянулся на девушку и ответил: