Глава 4
В малолюдном северном портовом городе авралы были Марьяне понятны: «Живем по законам вьюг и метелей!» А здесь, в суматошном от обилия туристов областном центре недалеко от Москвы, — совсем другое дело. Штурмовщина здесь бедствие, да и только! Господи, надо, конечно. Но домой к детям тоже надо! Мужу — он иной раз еще позднее Мары приходит домой — приготовить поесть надо. И в магазин «Ювелирный» заглянуть — может быть, выбросили что-нибудь интересное? И в пошивочное ателье зайти. И конечно, главное — купить мяса, масла, яиц. В авральные дни это настоящая проблема, потому что, пока до ближайшего магазина добежишь, прилавки уже пустые. Ну и мотайся по городу, стой в очередях. Некоторые умудряются посылать родственников в Москву за продуктами. Родственников у Марьяны нет. Все сама. Газету прочитать некогда, не то что книгу! По телевизору футбол или хоккей смотришь, а тебя в сон клонит…
Нет, за два с половиной года работы в аппаратном цехе Марьяна не научилась называть ежемесячные авралы так, как их называют многие, — нормальными.
В последнюю субботу июня весь аппаратный цех, кроме участка монтажниц, напористо работал, уже войдя в аврал. Но у монтажниц все еще не было контакторов, которые, как обычно, задерживал завод-поставщик. Магнитные контроллеры, или, согласно неписаному заводскому «разговорнику», панели, с пустыми гнездами для контакторов загромождали участок монтажниц: лежали на верстаках и на полу, стояли прислоненные к стенам. В ожидании контакторов монтажницы кое-что доделывали, кое-что переделывали. Иные переговаривались, пересмеивались. Прохлаждались. Но от добродушия все чаще к ироническим подковыркам, потому что каждая «прохладная» минута накаляла надвигающийся аврал.
Монтировать панель — значит прокладывать провода разного сечения к аппаратуре, установленной слесарями-сборщиками на металлическую раму, по чертежу. Каждая готовая панель — большой щит, обеспечивающий управление всей электросетью какого-либо объекта. Таких панелей бригада Лаврушиной монтирует обычно сто с лишним штук в месяц; каждую панель — две работницы, вся бригада — на один наряд-заказ. А потом заработанные бригадой деньги делятся пропорционально разрядам, затраченным трудовым часам и другим показателям…
— Каждый месяц одно и то же! Сначала ничего нет, концы чистишь да лясы точишь, а потом…
— Ну да, а потом до позднего вечера!
— А тридцатого — до посинения!
Марьяна одним своим товаркам молча сочувствовала, на других тихо злилась.
Ясное дело, Василисе Кафтановой авралы невмоготу: из деревни ездит на завод, ляжет поздно спать, а на заре никак не встанет корову подоить. Или Клава Родникова. У нее ребеночек в яслях, муж учится на летчика, дома никого нет. А Евдокии Михайловне, наоборот, надо с внуками сидеть. Что же, например, до Груши Золотушкиной, которая репетиции в заводском хоре пропускает из-за авралов, то, подумаешь, — птица-певица! Выйдет замуж, хозяйство на плечи ляжет, беготня по очередям, все равно забудет про свой хор!.. Хотя должна бы Марьяна Крупицына как профорг сочувствовать участнице самодеятельности, да вот не сочувствуется. Может, потому, что сама она давно про танцы забыла. С авоськами не напляшешься!
— Пригласить бы к нам Николаева и Севастьянова, похвалили бы они нас за авралы?!
Хотя и не успевала Марьяна читать газеты, но, разумеется, знала — как не знать! — что космонавты Николаев и Севастьянов завершили на днях свой героический рейс.
А бригадир Александра Матвеевна хоть до поры молчала, видно, ухо держала востро. Отчетливо высказала свое:
— Герои, товарищи Николаев и Севастьянов, напомнили бы вам, какие важные производственные задания вы выполняете. И должны держать себя на уровне этих заданий!
Монтажницы, кстати, обычно не знали, в какие отрасли народного хозяйства, в какие страны идет их работа. Но на этот раз было известно: партию панелей ожидает портовый город Мурманской области. И то, что для многих было просто географическим обозначением, для Мары Крупицыной продолжало оставаться частью ее жизни. Вьюжный город прямо-таки спас ее когда-то.
В школе Марьяна увлеклась молоденьким преподавателем физкультуры; сама же первая подходила к нему, звала купаться на утреннюю речку, ныряла так, чтобы коснуться его, уводила в ночной лес на влажный, прохладный мох. И все никак не могла остудить своего пылающего тела. Потом впервые усомнилась в правоте матери: нет, все-таки бывает, что «молчание — золото». Никому, несмотря на все настояния, не назвала имени парня, спасла его от людского осуждения, а может, и от тюрьмы спасла. Отца не спасла: «Директор школы, а родную дочь не сумел воспитать!» Отец вынужден был уйти с работы. Мачеха, раньше, кажется, искренне хотевшая заменить Марьяне мать, шипела на беременную падчерицу.