— Ведь это же идиотизм! — ахнула Марьяна.
(Как бережно, словно ребятишек, сгружали рабочие на Севере такие же реле в сорокаградусный мороз! Как укутывали их, как аккуратно расставляли реле в новом цехе!)
Юлия Дерюгина, в ту пору только что после десятилетки пришедшая на завод, испугалась:
— Честное комсомольское, не знала, что нельзя!
А уже почти что «кадровая» Раиса Легкобыкова — хоть ей девятнадцать, но пять лет назад ученицей пришла в цех, — заявила авторитетно:
— Подумаешь, что такого? В принципе ничего не случится с этим реле! Они транспортируются, тоже дергаются, бьются!
(А на Севере, когда ящик с запасными частями для таких же аппаратов свалился с машины в снег, что делалось! Буквально поисковую партию организовали! Под пылающей полосой северного сияния пробирались цепочкой, проваливались в сугробы.)
Марьяна Крупицына, председатель цехкома, поставила вопрос о небрежном отношении к технике. Ведь до хулиганства может дойти! Не забывала Мара материнские слова: «Мы — хозяева жизни, мы — не рабы!..» А обернулось дело так, что Марьяну же на собрании стали прорабатывать за неправильное отношение к кадрам. Как будто она намного старше Юлки Дерюгиной! «Как смела сказать «идиотизм»?! Должна объяснять молодежи технику, а не ругаться!»
Председательствовал Владимир Веприков, бригадир слесарей-сборщиков. Марьяна сидела с ним рядом, разъяренная и растерянная, — стали обсуждать ее, а не Юлку! Чувствовала, как раздуваются ее ноздри, хватая воздух, а губы дрожат и растягиваются в гримасе плача.
Владимир Веприков уставился на Дерюгину как на само северное сияние, засверкавшее в цехе. А Юлка была в заграничной спортивной куртке, утыканной всякими значками, и с разрисованной сумкой, в которую иностранные журналы напиханы. Хипповая куртка, и сумка хипповая. Да и сама Юлка — девчонка хипповая. Влюбился Веприков — это ясно! Потому и поворачивал собрание в пользу Дерюгиной.
И сидела Марьяна тогда у всех на виду, судорожно зажимая рукой свои расползавшиеся губы. И хотя обошлось все нормально — Оградовас выступил, сказал, что технику надо беречь, и нормальную резолюцию приняли, — Марьяна не забыла унижения. Ведь некрасиво плакала на виду у всех!
Дерюгина же с тех пор, по мнению Марьяны, становилась все более и более самоуверенной.
А нынче она провела иностранцев между верстаками как хозяйка. Даже позволила им брать в руки аппаратуру. Один реле взял, да чуть не уронил. Надо же! Вот что значит не проучили Юлку как следует тогда, на профсоюзном собрании!.. Отвечала Дерюгина на вопросы иностранцев сама, к Александре Матвеевне даже и не подумала обратиться, хотя та над ней квохчет: студентка, студентка! Расспрашивала о чем-то иностранцев — кто ее знает, чем она могла интересоваться?! Ну ушли наконец…
Марьяна в душе бранила себя за то, что отвлекается от работы. Но как тут не отвлечься?! Не успели иностранцы уйти, главный экономист завода, Ольга Владимировна Пахомова, вбежала в цех. Ну действительно вбежала, не назовешь иначе ее походку. Интересно, сколько ей лет? Сорок уж, наверно, есть. Голова у Ольги Владимировны вскинута, будто хочет добавить себе роста. Она, впрочем, симпатичная: стройная, загорелая, волосы русые, некрашеные. И говорить умеет так, что за душу берет. Однажды пришла Ольга Владимировна на открытое партийное собрание цеха, сказала, что она член Советского комитета защиты мира, и рассказала, как люди вносят свои личные деньги в помощь вьетнамскому народу. Марьяна, слушая, вздыхала: копили-копили и вносят. Надо же! А когда Пахомова, отвечая на вопросы, сказала, что в Европе, у натовских генералов, тысячи термоядерных бомб, Марьяна ужаснулась в душе. Вот что значит не читать газет — все времени не хватает!.. И Николушка о бомбах молчит. Мара вообще иногда замечает, что он скрытничает чего-то. Не забыть бы ей за всякими делами расспросить Колюшку о бомбах. А то как хлопнет «атомка» — пожалеть не успеешь, что не пожила всласть, как другие живут. Как та же Ольга Владимировна Пахомова. За границей была, небось добра понавезла в дом — девать некуда; на машине гоняет на работу и с работы. И должно бы это нравиться Маре, а вот не нравится! Недавно поняла Мара: просто-напросто завидует она Пахомовой. Ну и что? Ничего плохого в этом нет! Нормальное дело — позавидовать человеку, на которого блага сыплются. Однажды Ольга Владимировна предложила Марьяне подвезти ее. И растерялась Мара, нагруженная авоськами. Кивнула, влезла в машину и только адрес сказала. Хотелось Маре поговорить с этой женщиной, но молчком доехали.