Ольге показалось, что все кричат разом. Но тут же она поняла, что действует простой закон силы легких: завоевывала внимание та, которая смогла перекричать других. И, судя по разгоряченным лицам, многие уже порядком накричались.
— Обозвала картину мазней, а сама ее и не видела!..
— Юлка хотела в конкурсе мод участвовать, она и ей, и всем нам запретила! Сказала: «Конкурсы такие вас не должны интересовать!» А откуда ей знать, что нас интересует?! Она теперь даже в бытовку никогда не заходит, в «пятиминутке» переодевается! Анекдот! Хору, когда в красном уголке выступает, говорят: «Не превращайте «пятиминутку» в костюмерную», а тете Шуре поставили специальную ширму для переодевания!
Ольга поняла, что речь идет о большой комнате рядом с кабинетом Оградоваса. Перед началом смены мастер проводит там «пятиминутку», и, очевидно, комната сама собой окрестилась «пятиминуткой».
— А я — Груша, дай сказать, ты уже отговорила! — а я в библиотеке нашей заводской спросила, как выписать журнал «Америка», потому что нигде нет. И, представляете, тетя Шура ходит в библиотеку и смотрит наши карточки, кто что читает, мне сама библиотекарша рассказала. И от нее тетя Шура узнала про меня. И, представляете, задержала меня, когда вы все ушли: «Забудь, Клавдия, про «Америку», зачем тебе нужна империалистическая пропаганда?!» А я для мужа спрашивала, он на летчика учится, хотел снимки самолетов посмотреть. Он потом сам достал тот журнал и говорит: «Мы без твоей тети Шуры разберемся, где империалистическая пропаганда и где самолеты. Твоя тетя Шура хоть и бригадир, да не понимает, что теперь рабочий класс грамотный!.. Чего она вмешивается?!»
Зашумели одобрительно. Простуженно-хрипловатый голос Марьяны перекрыл галдеж:
— А по-моему, еще хуже, когда не вмешивается!
Марьяна вскочила с табуретки, скомкала пышную лиловую гроздь, вытерла комком сирени пылающее лицо. Произнесла со значением:
— Сама-то тетя Шура весной квартиру получила. Трехкомнатную!
— А тебе Озолов не дал?! — воскликнул кто-то.
— Видно, за меня бригадир не ходатайствовала! — Марьяна надела платье, схватила свою большую сумку и выбежала.
Снова бытовка завопила без удержу:
— Когда не надо — вмешивается, когда надо — нет!
— Зарплата у нас меньше всех! Токари раз в сто лет работают сверхурочно, слесари-сборщики тоже, а зарабатывают гораздо больше! А мы в конце каждого месяца — до позднего вечера, воскресенье не воскресенье, а два последних дня аж до посинения!
— Верно, но зарплата не главное! Если бы добились, чтобы внутри завода для рабочих магазин был, а то хоть и есть деньги, так в городе ничего не купишь вечером, все магазины закрыты!
— А тете Шуре-то что?!
— У нас и от зарплаты никакого удовольствия! Даже на пляж не сходишь, на лодке не покатаешься — до реки час ехать надо!
— Юлка предложила самим стадион построить — тетя Шура, конечно, против: фантазии!
— Ей только план! Давай-давай — и все тут!
— В Москве все давно мини-юбки надели, а нам нельзя!
— Смотри, Зорька, скоро без ресниц останешься, сдерет!
Девушка с огромными ресницами умудрилась перекричать остальных:
— Не сдерет! Гребешкову скажу! Мне ресницы он подарил! Для фотогеничности!
«Не разберешь, кто у них главный заводила, — подумала Ольга. — Кажется, «фактическим лидером» называют такую фигуру социологи?» Ольга видела, что Юлка Дерюгина стоит перед открытой дверцей своего шкафчика, заправляет вихры под шапочку. Показалось, что в зеркальце на внутренней стороне дверцы мелькнула самоуверенная Юлкина улыбка. Девушка обернулась:
— Здравствуйте, Ольга Владимировна!
— Здравствуйте, Ольга Владимировна! — мгновенно поддержал Юлку разнобой голосов.
«Да, совсем не такие, какими были мы… И все-таки продолжение нашей молодости», — подумала Ольга. Она вдруг почувствовала себя как бы председателем этого необычного собрания. Спросила:
— Может кто-нибудь объяснить, какие у вас главные претензии к Александре Матвеевне? Ведь она очень хороший бригадир. И о вас как мать заботится. Мне это известно лучше, чем кому другому, потому что мы с ней много лет приятельницы.
Кто-то вздохнул:
— Бывает, что матери считают взрослых детей малолетними!
Высокая Маша Боброва шагнула к Ольге, положила на миг руку ей на плечо. Жест был не фамильярный, а взрослый и доверительный.
— Понимаете, Ольга Владимировна, — очень серьезно заговорила Маша, — Александра Матвеевна типичный пример того, что получается, когда власть оказывается у малокультурного человека… Культура не позволяет человеку, получившему власть, потерять совесть. Потому что власть-то над людьми, а над культурой ни у кого власти нет и быть не может! И культурный человек, — воодушевленно продолжала Маша, — все время чувствует, что на его поведение смотрят… ну, что ли, картины и книги всех времен. Ну то есть герои великих произведений, борцы за справедливость, за хорошее… И человеку стыдно совесть перед ними потерять… Я, может, непонятно говорю?