Андрата ответила: «Если попаду куда-нибудь, где мне будет неинтересно, я изменю там все так, чтобы мне было интересно!» И в этом уверенном, жизнерадостном ответе Рубилин услышал Ольгу — такую, какой она, по его мнению, могла бы быть, если бы не давила на нее, не ограничивала бы ее горизонт придуманная «вечная любовь».
«…Поедет дочка в любое село, если распределят, да еще и с охотой поедет!..» — думал тогда Рубилин. Но Андрата закончила институт с отличием и осталась в аспирантуре.
Паня, еще когда была на первом курсе филологического факультета МГУ и приезжала домой на каникулы, повесила у себя в комнате плакатики со строчками из Пушкина и из Гёте: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, исполнись волею моей! И, обходя моря и земли, глаголом жги сердца людей!»; «Мир сделан не из каши и не из сиропа. Приходится прожевывать жесткие куски, и либо ты их переваришь, либо задохнешься». Совсем как Ольга, которая до сих пор хватается за карандаш, услышав острую мысль, острое слово… Возможно, Вагранов и восхитил ее когда-то широтой мысли. Рубилин старался отдавать должное Андрею Степановичу Вагранову: обаятельный человек, принципиальный, умный, образованный. Типичный партийный руководитель в смысле умения думать стратегически… Как в шахматах, когда играет очень сильный шахматист, а публика в зале следит за игрой. Почти весь зал уже «решил» для себя позицию и знает, какой должен быть следующий ход. Шахматист думает, думает и делает как раз такой ход, но по другим, стратегическим соображениям. А половина зала удивляется — почему он так долго думал?.. Но Вагранов, несмотря на все свое обаяние, умеет быть жестким, сухим, даже бюрократичным. Рубилину рассказывали, как Андрей Степанович недавно на редакционной летучке без тени улыбки сказал: «Наверно, я страшный бюрократ, во всяком случае, можете считать меня таковым!» Вряд ли такой Вагранов импонирует Ольге! Но такого Вагранова Ольга сможет узнать лишь в деловых взаимоотношениях, тогда, когда преодолеет свою робость и растерянность перед ним, поговорит с ним, поспорит или хотя бы попытается поспорить.
Иван Рубилин твердо намерен был победить в предложенном ему когда-то соревновании, о котором сама Ольга скорее всего забыла. Врожденная мягкость характера, не затвердевшего и на фронте, помешала ему, как он сам трезво понимал, стать выдающимся шахматистом или, допустим, теннисистом; говорят, что в спорте выигрывает не доброта, а злость, что в острый момент поединка нужна своего рода ненависть к противнику. Обычно спортивной злости и ненависти Рубилину не хватает. Но сейчас он надеялся найти в себе злой спортивный расчет, необходимый для победы в последнем жизненном соревновании.
Рубилин был уверен, что, как только исчезнет магия расстояний, как только его жена перейдет от мысленных романтических «встреч» со своим воображаемым героем к деловым будничным отношениям, «вечная любовь» забудется сама собой… Призрак любить невозможно. Но для того, чтобы осуществилось это «невозможно», Ольга должна убедиться, что ее Вагранов — выдумка, призрак.
— Постарайся условиться с Ваграновым о встрече! — еще раз посоветовал Рубилин.
— Честное комсомольское, ты совсем как Озолов! — на этот раз уже не сухо, а почти весело сказала Ольга.
Рубилин вышел из машины и чуть-чуть церемонно довел жену до проходной заводоуправления. Задержался возле двери, смущенно переминаясь, как перед выходом на чужой стадион, где предстоит играть решающий матч. Подумал: «Ведь может Ольга и сегодня попасть к Вагранову на прием, редактор задерживается допоздна».
— Вот что я хотел сказать… — Он удержал жену за локоть. — В некоторых областях жизни нет поколений. В шахматах, например. Есть хорошие и плохие шахматисты, а не старые и молодые. Шахматист — это личность, а не поколение. Теннисист так же. И тем более конник. Шестидесятисемилетний Эммануил Ласкер участвовал в Москве в турнире вместе с сильнейшими шахматистами мира, из которых многие были молоды, гораздо моложе его. Он выигрывал. Стало быть, если судить по игре, ему было не так уж много лет. Конечно, есть проблема возраста, но не проблема поколения. Где-то после пятидесяти становится труднее рассчитывать возможные варианты, но зато в семнадцать еще нет зрелости ума… Стало быть, соревнование со своей молодостью все-таки возможно! — Неожиданно для себя добавил: — Только, видишь ли, не помню, кажется, Теккерей писал, что злые творят зло и получают по заслугам, но кто может распознать зло, которое творят самые добродетельные?!
Ольга кивнула, признательная, но чуть удивленная ссылкой на Теккерея.
— Я постараюсь быть в спортивной форме… Ты меня не жди, доеду домой на директорской.