Фантастику доцент Лаптев не понимал, криминальные детективы не уважал. Поколебавшись, он все-таки взял увесистый «Поцелуй смерти» — из цикла о приключениях советского контрразведчика, созданного в противовес ублюдочному Джеймсу Бонду. Затем он все-таки купил «Генри Портер и кровавые паладины» — девятую книгу про мальчика-волшебника. Конечно, хотелось бы чего-нибудь посерьезнее. Когда стояли в кассу, Вадим так сказал:
— Скорее бы следующий том «Эры титанов» вышел.
— Даже не знаю, — буркнул журналист. — Чувак решил переплюнуть «Войну и мир». Замахнулся на эпопею.
— Первые два тома были прекрасно написаны.
— Непривычная концепция войны, — пожаловался Шенберг.
— Отличается от школьного учебника, но близко к реальности.
— Верю, но мне такая история не нравится, — Мишка поежился. — Между прочим, я на прошлой неделе, когда в Москву ездил, с редактором «Октября» познакомился. Парень заверял, что в сентябрьском номере начнет печатать главы третьего тома.
От такого известия настроение резко поднялось. Вдобавок по трансляции объявили: дескать, в связи с наплывом посетителей дирекция на полчаса продлила время работы Дома книги — до 7.30.
— У нас есть полчаса, предлагаю попить капучино, — провозгласил Вадим, отходя от кассы.
Мишка возражать не стал. Не то чтобы всем нравился импортный рецепт кофе, но пить капучино стало повальной модой. Чужое слово даже начали склонять по законам русского языка: «Меня вчера клевой капучиной отпаивали»…
Направляясь в кафетерий, они столкнулись с поспешно ворвавшимися в магазин озабоченными мужиками, чья одежда выглядела непривычно даже в эпоху либеральной моды. Двое помоложе нарядились в брезентовые плащи, причем один из них — пониже ростом — все время держал руки в карманах и настороженно поглядывал по сторонам. Еще двое, постарше годами, были одеты в костюмы с широченными лацканами, пошитыми из паршивой синтетической ткани. Большой парень толкнул Шенберга, извинился и сказал своим спутникам:
— Быстрее. Десять минут до закрытия.
Вадим замедлил шаг, поджидая отставшего Мишку, и услышал, как друг-журналист у него за спиной говорит, что торговый центр будет работать до половины восьмого. В ответ послышались бурные благодарности за приятную новость.
Усмехаясь азарту припозднившихся книголюбов, Вадим подошел к стойке, заказал два кофе и пирожные. Когда он с подносиком направлялся к свободному столику, какая-то блондинка в джинсовом костюме замахала руками и крикнула:
— Вадим, давай сюда.
Он машинально шагнул навстречу и вдруг понял, что видит Маню Мозырскую.
Подошедший через пару минут Мишка тоже полез целоваться, радостно восклицая:
— Привет! Ты откуда взялась! Мы так переживали, когда самолет врезался в небоскреб, с которого ты репортаж вела.
— Я была на соседнем, — весело сообщила Маня, то есть Мэри. — Там мой бойфренд погиб.
— Сильно переживаешь? — осведомился Мишка.
— Всплакнула. — Она махнула рукой. — Потом села на самолет и сюда рванула. Как вам живется в Совдепии?
— Прекрасно. — Мишка повернулся к Вадиму. — Странные ребята со мной у входа столкнулись. И меня знают, и тебя. Так и сказали: мол, вы тот самый знаменитый журналист, а ваш друг Вадим Лаптев — историк, в госбезопасности работает.
— Ты работаешь в КГБ? — удивилась Маня.
— Нет, с чего бы… Историю в универе преподаю.
После армии ему действительно предлагали поступить в школу КГБ для офицеров запаса, но Вадим предпочел аспирантуру.
— В общем, я им сказал, что мы кофе пить будем, — продолжал Шенберг. — Обещали заглянуть.
Вадим моментально забыл о приятелях Мишки — очень уж хотелось поболтать с Маней, которую не видел два года. К сожалению, за столик подсели ее предки — папаша Ефим Евсеич, он же директор Дома книги, и дедушка Евсей Аронович. Старцу было за восемьдесят, но голова пока работала, угрожая долгими монологами на все мыслимые темы, потому как патриарх рода Мозырских круглосуточно сидел возле телевизора.
Маня тоже заскучала и шепнула одноклассникам: дескать, надо делать ноги. Ей объяснили, что закуска-выпивка уже закуплены, поэтому остается лишь выбрать, куда движемся — в двухкомнатную Вадима или в трехкомнатную Мишки. Поскольку Мишкина супруга Надюха была на четвертом месяце, решили не беспокоить ее и при первой же возможности стартовать в сторону микрорайона.
Они уже приготовились просить прощения и бежать, когда к их столику подошли двое парней, которые откуда-то знали Шенберга. Высокий книголюб в брезентовом плаще, не без труда выдавив улыбку, произнес:
— Здорово, Лаптев. Не узнаешь Петровича?
Машинально пожимая большую стальной крепости ладонь, Вадим пытался вспомнить собеседника, но ни лицо, ни хрипловатый говорок не вызывали никаких ассоциаций. На всякий случай он осведомился, не служил ли Петрович в Сталинградском гарнизоне, и Петрович охотно подтвердил: дескать, да, приезжал с командой из Астрахани, тогда и пересеклись. Его спутник, человек постарше тридцати, напяливший очень плохой костюм в ужасную полосочку, задержав тяжелый равнодушный взгляд на Ефиме Мозырском, сказал Вадиму:
— Товарищ Лаптев, мы видели на прилавке вашу книгу. Не откажите надписать автограф.
— Охотно. — Вадим встал, предупредив друзей: — Я быстро.
Евсей Аронович, страшно побледнев, привстал и хотел что-то сказать, но челюсти не подчинялись желаниям старика. Тяжело вздохнув, пенсионер опустился на стул и только жалобно смотрел на мужика, попросившего автограф.
До закрытия оставалось чуть больше десяти минут, входные двери были заперты, посетителей только выпускали. В отделе военной литературы Вадим расписался на нескольких экземплярах своей книги «Советско-германский пакт от 23 августа 1939 года: причины, последствия и спекуляции». Именно за эту книгу он получил кандидатскую степень. Вадим уже собрался уходить, когда увидел солидную библиотечку, которую за неполных полчаса отобрали четыре покупателя.
Наверное, ребятишки собирались уезжать на далекую полярную зимовку или даже в Антарктиду — вот и запасались чтивом на много месяцев. Гора книг состояла из военных мемуаров, исследований по военной и политической истории, романов о войне и путешествиях во времени, монографий по ракетной технике. «Вторая мировая война» Лиддел-Гарда соседствовала с «Дуэлями авианосцев» Уильямса, «Танковые сражения» Меллентина — с «Корейским небом» Кожедуба, «Директивы Верховного командования Красной Армии, 1941 г.» — с меркуловскими «Записками наркома», а воспоминания Паулюса — с «Ракетной гонкой» Королева.
Тяжко им на зимовке без Интернета будет, сочувственно подумал Вадим. Он посоветовал азартным книголюбам почитать нескольких историков — московских и ленинградских, чьи труды произвели настоящий фурор в последние годы. Четкая логика в сочетании с использованием рассекреченных архивов открывали совершенно необычную трактовку событий, происходивших в мире и особенно в Европе 30-40-х годов.
Пока трое бегали по стеллажам в поисках рекомендованных изданий, Петрович укладывал выбитые продавцом книги в экзотические сумки, украшенные товарными знаками «Adidas» и «Abibas». Машинально подивившись неизвестным науке фирмам, Вадим стал помогать продавцу паковать книги в полиэтиленовые пакетики. Через его руки прошли «Битва за Белоруссию» Павлова, «Трагедия блицкрига» Клейста, «Огненные вехи» Конева, «Ристалище исполинов» Гланца, коллективные монографии «Киевские Канны, 1942», «Армия Советская» и «Создание ракетно-ядерного щита», а также много выпусков «Бронетанковой библиотеки» и «Флотомастера», симоновский пятитомник «Живые и мертвые», «Атомный шпионаж большевиков» отставного директора MI-6 Кима Филби, «Локальные войны» и «Загадки сталинского террора» Гуляевой и Климентиди. Отдельной стопкой лежали «Внутриполитические конфликты в СССР 50 — 70-х гг.», «Июльский (1978 г.) пленум и триумф социалистической многопартийности», «Политическая эволюция СССР во второй половине XX века», «Идейный разгром буржуазного национал-сепаратизма», «Проблемы развитого социализма», «Атлас мира», несколько энциклопедических ежегодников, а также свежий справочник «Политические партии в СССР». Все книги приобретались в двух-трех экземплярах.