-- Все это мы читали в инструкции, -- немного возбужденно сказал он. -Но одно дело прочесть, другое -- выполнить.
-- Вот зачем меня и прислали, -- негромко, но твердо ответил летчик-испытатель: -- чтобы разъяснить написанное. -- И, повернувшись к командиру, он сказал ему, что людей можно распустить.
Остальную часть дня Голофастов вместе с другими членами бригады занимался странными на первый взгляд делами. Они возились с приемниками и репродукторами, и это немного напоминало приготовления к вечеру танцев в доме отдыха, когда устанавливают радиолу и адаптер, чтобы лучше было слышны пластинки. Потом репродуктор, меняя громкость, заговорил:
-- Раз, два, три, четыре!.. Как меня слышно?.. Пять, шесть, идет проверка, алло, алло! Как меня слышно?
-- Хорошо! -- крикнул громко в ответ радисту техник, и на этом подготовка закончилась.
"Представление" началось вскоре после обеда. Темно-голубое, как в цветном фильме, небо было той сценой, на которой выступал Голофастов и его самолет "Эйракобра".
Самолет находился на такой высоте, которая для подобных целей не считается безопасной, но зато с земли его видели хорошо, а последнее было очень важно, так как все было подчинено интересам сидевших на траве зрителей, которым было вполне удобно наблюдать за "действующими лицами". Для полноты картины нехватало лишь музыкального сопровождения. Его заменял, как мог, ровный и непрестанный гул мотора.
-- Алло! Алло! -- раздался вдруг тихий голос из репродуктора. -- Это я, Голофастов. Показываю срыв в штопор с парашютирования. Убираю газ...
И зрители увидели, как быстро летевший самолет резко уменьшил скорость, подобно автомобилю, с полного хода въехавшему в песок, а гул мотора сменился мелодичным свистом.
-- Беру на себя ручку и энергично даю левую ногу, -- тихо, но внятно продолжал репродуктор, и все увидели, как самолет медленно пополз вверх, вздрогнул, клюнул на нос и, устремив его под углом в 60-70 градусов к горизонту, блеснув крыльями, сделал левый виток штопора.
-- Один виток есть, -- каким-то задумчивым тоном проговорило радио. -Следующий будет энергичнее, а третий еще живее... Заметьте, как "Кобра" будет то замедлять, то ускорять ход: будто витки отсчитывает.
И летчики, сидевшие на земле и напряженно наблюдавшие за "Коброй", убеждались, что все происходит так, как говорит Голофастов, а голос с неба между тем лаконично, но спокойно изрекал: "У меня вырвалась ручка. Она идет назад. Бьет по левой ноге. Рвется вперед. Я ее ловлю. Она не дается. Поймал. Даю на выход. Правую ногу и ручку вперед, запоздаю на полвитка -- и выйду..."
-- Командует, как на уроке радиогимнастики, -- восхищенно сказал белокурый летчик, сдвигая пилотку на затылок и теребя вихор.
-- С той разницей, -- шутит другой, -- что учитель и конь видны ученикам и грешить не могут.
Самолет тем временем прекращает вращение, пикирует, опускаясь совсем низко, потому что на несколько витков штопора и на выход из него потеряна тысяча метров. Машина с визгом выходит из пике, мотор снова стонет и воет, возвращая летчику нужную высоту.
Радио давно уже молчит, и некоторым начинает казаться, что оно испорчено. Но как только самолет занимает свое прежнее место, голос летчика приковывает к себе внимание:
-- Теперь я покажу срыв в штопор с фигуры.
Машина ложится в вираж, потом, замирая на миг, поднимает нос, рушится вниз и аккуратно выписывает каждый виток штопора, сопровождаемый спокойными, уверенными комментариями летчика. Он в эту минуту, наверно, не думает о том, какое большое влияние оказывает на молодых летчиков его спокойный голос, ровный и мягкий тон, -- едва ли меньшее, чем самый показ полета.
-- Осталось последнее, -- говорит летчик-испытатель, набирая высоту: -перевернутый штопор.
Он отдает вперед ручку и продолжает:
-- Начинаю с петли, но разгоняюсь вяло. -- И машина в это время начинает очень нехотя ползти вверх, описывая дугу. -- Резко тяну к себе ручку, -- продолжает он и умолкает, потому что дальше говорить нельзя. Он висит в кабине вниз головой на ремнях, и центробежная сила стремится его оторвать от них, но они достаточно крепки и через комбинезон впиваются в тело. Становится трудно дышать, а налившиеся кровью глаза смутно различают кружащуюся, как юла, землю, искаженную и не похожую на себя, потому что он видит ее на прямо перед собой, а запрокинув голову назад. Потом он делает плавное движение рулями, переводит машину в нормальный штопор, выходит из него и после небольшой паузы, отдышавшись, говорит монотонно и бесстрастно, будто читая длинную служебную инструкцию. Эти слова, собственно говоря, и были из инструкции, -- он, Голофастов, составлял ее:
-- Чтобы выйти из перевернутого штопора, надо его перевести в нормальный. Педали нейтрально, ручку немножко к себе. А дальше вы знаете, как быть. Я уже говорил.
Голофастов заходит на посадку. Из крыльев и носа машины выползают три ноги шасси. Самолет планирует и садится так плавно, что момент касания его к земле почти неуловим. Снимая парашют, Голофастов ищет глазами того горячего парня, который был убежден, что "одно дело прочесть, другое -- сделать". Но тот сам, покоренный мастерством летчика, виновато улыбаясь, проталкивается вперед и просится в воздух. Голофастов живет здесь несколько дней, пока не убеждает всех, что не так страшен штопорный "черт, как его малюют".
И когда все с этим соглашаются на деле, он, тепло провожаемый почти всем составом части, летит домой. Всю дорогу он по обыкновению молчит, будто не о чем говорить, будто ничего особенного не произошло.
Тайна одного корабля
Как-то раз в небольшой компании, на одном юбилейном торжестве, известный полярный деятель Ш. с полусерьезным видом бросил Краснокутневу упрек:
-- Что-то неважно стал ваш брат летчик-испытатель самолеты испытывать!
-- Как так? -- искренне удивился летчик, которому не часто приходилось слышать подобное.
-- Не доводите работу до конца.
-- Ну, знаете, -- ответил летчик, которого задело это замечание, -такие заявления полагается подкреплять фактами!
-- Фактами? -- переспросил полярник. -- Пожалуйста! Самолет "N" вы, кажется, испытывали?
-- Да, -- подтвердил летчик. -- Я с ним больше года возился.
-- Так вот послушайте, что произошло с одной из таких машин, -интригующим тоном сказал полярник, и все присутствующие на вечере сдвинули стулья поближе.
-- Это случилось около двух месяцев назад. В тот день я вернулся с работы домой в обычное время, то есть довольно поздно. Поужинав, я просмотрел газеты, лег спать и сразу же уснул. Но очень скоро проснулся. Телефонный звонок трещал не переставая. Я снял трубку и услышал голос дежурного. Он сообщил мне, что случилось нечто из ряда вон выходящее и мое немедленное присутствие на службе необходимо. Через пятнадцать минут я был уже в своем кабинете, и дежурный подал мне взволновавшую его радиограмму. Пост ПВО сообщал в ней, что над пунктом "А" (условно назовем его так) пролетел четырехмоторный корабль такого типа, который пока что имеется только в нашем соединении. Самолет не был заявлен по этому маршруту, и его неожиданное появление над пунктом "А" вызвало соответствующее внимание точек ПВО, которые просили меня дать по этому поводу срочное разъяснение. Для большей уверенности я навел справки и установил, что корабль, действительно, наш и накануне вечером вылетел в специальный полет по дальнему маршруту. Над пунктом "А" самолет мог оказаться только в том случае, если он заблудился. Я приказал немедленно связаться по радио с экипажем и дать ему нужные указания. Однако все попытки установить связь ни к чему не привели: экипаж не отвечал.
Двадцать минут спустя поступила радиограмма из пункта "Б", а еще через несколько минут -- из пункта "В". В них сообщалась разная высота полета нашего корабля, и я заключил, что он летит с небольшим снижением. Кроме того, найдя все три пункта на карте, я обнаружил, что самолет описывает дугу весьма большого радиуса. Прошло еще немного времени, и на этот раз поступило сообщение из пункта "Г". Оттуда доносили, что самолет был освещен прожекторами, в воздух поднялись ночные истребители и летчики, очень близко подлетев к нему, сигналили всевозможными средствами, предлагая произвести посадку. Но корабль продолжал лететь своим курсом, ина нем не было заметно никаких признаков жизни.