Когда он, справившись с машиной, заглянул в проход, его товарищ исчез. Только механики, разводя в стороны руки, недоуменно глядели друг на друга.
Летчик резко накренил машину и, сделав три четверти витка по крутой спирали, увидел быстро мчавшийся к земле черный комок, висевший на лямках сильно изорванного парашюта. С воем и свистом описывая широкие круги, тяжелый корабль погнался за парашютистом, словно собираясь поймать и удержать его. И когда крохотная фигурка ударилась о землю, потом поднялась и, сделав несколько шагов, опять опустилась на золотисто-белый купол парашюта, летчик выровнял машину и облегченно вздохнул: друг был жив, но, видимо, ранен. Ему нужно немедленно помочь! Но как это сделать? Набирая высоту, летчик заметил в поле женщин. Они не раз видели самолеты, парашютистов и сейчас равнодушно косили траву. Летчик отжал рули и направил самолет к ним. Близкий гул вынудил женщин поднять головы. Они увидели высунувшихся из люков людей, которые махали им и показывали куда-то в сторону. Женщины поняли и побежали туда. Летчик дал полный газ. Не набирая высоты, чтобы не терять времени, он помчался к аэродрому, чтобы выслать врача с машиной.
Спустя несколько недель пострадавший летчик, залечив ушибы и переломы, приехал из госпиталя. Он рассказал, что, стоя в проходе, решил выглянуть наружу в верхний люк. Слезая оттуда, он нечаянно задел парашютом за выступ внутренней обшивки фюзеляжа. Парашютные замки щелкнули и расстегнулись. Выскочивший вытяжной парашютик попал в воздушный поток и увлек за собой основной купол. Последний надулся, как парус, и с такой силой натянул лямки, охватывавшие тело летчика, что тот стал задыхаться. Тогда он решил уступить парашюту и отпустил руки, которыми судорожно цеплялся за какие-то распорки. Парашют вытащил его из самолета, задел за стабилизатор, изорвал несколько полотнищ своего купола и с такой скоростью доставил на землю, что дальнейший свой путь летчик мог проделать только лишь в санитарной автомашине.
-- Парашют выдумывали, чтобы спасать людей, -- смеялся летчик, -- а меня он чуть не угробил!
Бесхвостый
Некоторые авиаинженеры увлекались идеей создания бесхвостых самолетов типа "летающее крыло". Они не без основания утверждали, что эти необычные машины имеют большую будущность.
Вначале один из конструкторов построил бесхвостый планер. Заводской летчик-испытатель поднялся на нем на тысячеметровую высоту и, буксируемый самолетом, сделал несколько кругов над аэродромом. Стоило, однако, летчику отцепить трос, как планер мгновенно перевернулся на спину и притом с такой скоростью, что летчик по инерции вышиб туловищем хрупкий фонарь и, потеряв сознание, вывалился наружу. К счастью, времени оказалось достаточно, чтобы летчик, падая, успел очнуться, дернуть кольцо парашюта и благополучно опуститься на землю.
-- Раз бесхвостый планер, имея тягу от самолета, летал, -- сказал конструктор, глядя на обломки машины, -- значит, на собственной тяге и подавно летать должен!
Используя приобретенный опыт, инженер принялся строить двухмоторный бесхвостый самолет.
Тем временем другой конструктор шел по иному пути. Начав сразу с одномоторной бесхвостки, результаты испытаний которой были обнадеживающими, он вскоре построил двухмоторную. Ее по частям перевезли на испытательный аэродром, собрали и стали готовить к воздушному крещению -- первому подъему в небо. "Крестным отцом" назвали летчика-испытателя Пионтовского, еще в заводских цехах познакомившегося с машиной.
Это было "летающее крыло", в котором размещалось все сложное самолетное хозяйство и, кроме него, экипаж в составе пилота и одного пассажира.
Крыло имело в плане очертания параболы, в суженной части которой находились два стосильных мотора.
Внешний вид самолета был настолько непривычен, что летчики-испытатели, видевшие немало разных машин, никак не могли привыкнуть к последней и в шутку придумали для нее странное название "полблина".
Пионтовский начал с пробежек по летному полю и небольших -- метра на два и ниже -- подлетов над ним. Освоившись с машиной на земле, он, наконец, всерьез отделился от нее. Взлетев, летчик, однако, тут же поторопился сесть, ибо самолет оказался настолько неустойчивым, что его поведение в воздухе напоминало выходки необъезженного коня под седлом. При посадке Пионтовский потерпел аварию, сам не пострадал, хотя самолет был основательно побит.
Машину починили для новых испытаний, но конструктор побоялся ее доверить прежнему летчику и потребовал другого.
Этим летчиком оказался Стефановский. Он начал с того же, что и его предшественник: с пробежек, подскоков, подлетов. Каждый раз, вылезая из машины, он сообщал обнаруженные недоделки, и к очередному полету их устраняли. Наконец он убедился в том, что на малых взлетно-посадочных скоростях машина послушна и наступило время испытать ее в настоящем полете. Этот полет едва не окончился трагично. Осторожно взлетев, летчик набрал скорость и перевел машину на набор высоты, но вместо подъема ее сильно потянуло вниз, в березовую рощу, некстати находившуюся поблизости. Летчик инстинктивно рванул к себе ручку, но ее точно зажало в тиски. Тогда он уперся ногами в шпангоут и, напрягшись изо всех сил, немного приподнял нос машины. Стало ясно, что, пока не поздно, надо немедленно садиться. Но впереди на большом пространстве тянулся лес, а быстро развернуться оказалось очень хитрым делом.
Самолет был настолько неустойчив, что от малейшего движения элеронов он очень опасно раскачивался во все стороны, будто находился на острие шила. Преодолевая шестидесятикилограммовое усилие на ручку, летчик стал медленно набирать высоту. Он ушел на десять километров по прямой, а наскреб всего лишь полтораста метров. При этом он вспотел, так как день был жаркий, а с машиной, чтобы удерживать ее от стремления лететь вниз, приходилось бороться изо всех сил.
Долго выдержать такое напряжение было невозможно. Пальцы незаметно разжимались, и штурвал начал уходить из скользких от пота рук. Стефановский из последних сил ухватился за штурвал и стал разворачиваться в сторону аэродрома так осторожно, что казалось, он не воздействует на рули, а только думает об этом. Ему пришлось пролететь сорок километров, чтобы сделав поворот, зайти с прямой и сесть.
Начались новые переделки и доводки машины. На рули высоты наклеивали пластинки, и нагрузка на ручку заметно уменьшилась. В машину внесли и другие поправки, но результаты были столь ничтожны, что не оправдывались произведенными на них затратами.
И Стефановский, сделав еще ряд полетов, решил, что машину надо с испытаний снять.
-- В дело, -- сказал он конструктору, -- она, к сожалению, не пойдет.
Конструктор возражал и доказывал обратное. Ему трудно было расстаться со своим детищем. Ему даже казалось, что летчик сдрейфил и боится летать.
Возникший по этому поводу спор разгорался, и тогда старший инженер-летчик, которого коротко называли "старшой" и за которым оставалось последнее слово, решил все проверить сам в полете. В его душе боролись два чувства.
Во-первых, он знал, что не было нужды проверять правильность заключений Стефановского. Во-вторых, помня о первой удаче конструктора и зная, как много тот положил трудов, ему нелегко было разочаровывать автора "полблина".
-- Ну, ладно, -- сказал, основательно подумав, старшой, прекращая спор. -- Чтобы не было раздора между вольными людьми, -- пошутил он, -- я сам немного полетаю.
Надев парашют, он стал осматривать машину так медленно и внимательно, будто в первый раз ее видел. Обследуя крыло, он задел парашютом за какой-то выступ. Щелкнули замки, и шелковый купол, шелестя, вывалился на землю.