-- Эх, черт возьми, -- выругался старшой, -- придется отложить вылет!
-- Знаете, товарищ инженер, -- не удержался Стефановский: -- если боитесь летать, то говорите прямо. Нечего на парашют сваливать!
-- Как, я боюсь?! -- расшумелся старшой, которого замечание Стефановского задело за живое. -- Немедленно принесите мне новый парашют! -приказал он укладчику, и тот бросился бегом исполнять команду. Кипятясь и ругаясь, старшой надел другой парашют, влез в кабину и дал газ.
Он взлетел, и машина так рьяно стала проявлять свой характер, что не только старшому, но и всем наблюдавшим за ним с земли захотелось, чтобы он поскорее сел.
"Полблина" уже целился в "Т", как вдруг из-за облака вынырнул "СБ" и так решительно пошел на посадку, что старшой, проклиная все на свете, вынужден был уйти на второй круг. Наконец ему удалось сесть. Он отстегнул парашютные лямки, вытер вспотевший лоб и, повернувшись к инженеру, сказал:
-- Ну, братец, думал, убьюсь... Конец, мол, старику пришел. Поднялся, очутился над лесом и чувствую -- не сесть мне. Машина вертится, как шальная, валится из стороны в сторону, а неохота мне, честно говоря, старому моряку, в лесу погибать. Смотрю, однако, рощу перетянул. Над болотом лечу. Вот, думаю, где я шлепнусь. Но и трясину перескочил, на озеро вышел. Здесь уж вода, родная для морского летчика стихия. Не так обидно сверзиться. Гляжу -и озера проплыли назад. Радуюсь: сейчас, мол, сяду. А тут, как на грех, "СБ" на второй круг меня угнал!.. Никогда я с такой тоской не уходил. Убедился, значит, такова уж моя судьба: греметь сегодня. Потом думаю: "Нет! Дешево не возьмешь!.." Зубы стиснул до скрипа, покрепче баранку сжал и, как видишь, с трудом, но сел. Верно, дружок, -- закончил старшой, -- опасно на ней летать. Ее придется переделать!.. -- Но, немного подумав, неожиданно добавил: -- А все же не мешает еще кому-нибудь дать попробовать. Вот Нюхтиков. Слетайте!
Нюхтиков не заставил себя долго ждать, -- он любил летать на разных новинках. Он сделал такой же рискованный полет по кругу, приземлился и, зарулив на стоянку, сразу же выключил оба мотора, давая понять, что еще раз подыматься в воздух на этой машине у него нет ни малейшего желания. Его выводы были такими же, как у предыдущих летчиков. Выслушав Нюхтикова, старшой с сожалением развел руками. Глядя на инженера, он сказал:
-- Факты, братец, упрямая вещь!
В те дни, когда одна бесхвостка сходила с арены, на ее место вступала другая. Автором новой бесхвостки был инженер, начавший в свое время с планера. Новый самолет, бомбардировщик по назначению, имел в плане форму трапеции, углы которой были закруглены.
Самолет нес экипаж из трех человек, отличался весьма крупными размерами. На нем были установлены два мощных мотора и стрелково-пушечное вооружение.
На испытательный аэродром его доставил тот самый летчик, который некогда выпал из планера.
Так как Стефановский уже имел к тому времени солидный "бесхвостный" стаж, то испытания "трапеции" поручили ему. Заводской летчик ознакомил своего коллегу с устройством "трапеции", и Стефановский, глянув в ее сторону, напоследок спросил:
-- Каверз не устраивает?
-- Что вы! -- обиженно ответил заводской летчик. -- Лучше многих машин летает. Прекрасно летает!
Едва оторвавшись от земли, Стефановский убедился в том, что у них с заводским летчиком разные понятия о прекрасном. Самолет-трапеция при первом же порыве ветра завалился в левый вираж и, несмотря на отданные до отказа в обратную сторону рули, самопроизвольно продолжал кружить, одновременно ныряя носом то вверх, то вниз, подобно утлой лодчонке в штормовую погоду. Потеряв надежду выйти нормальным путем из бесконечного виража, летчик с трудом произвел посадку с тридцатиградусным креном. После нескольких неуклюжих скачков, во время которых, как говорят, "Москва видна", самолет остановился.
Осмотрев его, летчик был очень удивлен тем, что "трапеция" уцелела после таких прыжков.
-- Ну, друг милый, -- сказал он заводскому летчику, -- пережил я в этом полете много, а понял очень мало. Ты бы хоть научил, как на нем летать надо!
-- Что ж, можно! -- ответил тот. -- Поставим второе управление в штурманскую кабину и полетим.
Когда они поднялись вдвоем, Стефановский сделал интересное открытие. Его заводской товарищ настолько привык к странному поведению "трапеции", что выработал свой очень сложный и непрактичный способ управления ею.
Это еще больше подчеркивало плохие свойства самолета, которые в конце концов сняли с испытаний, к великому огорчению заводского летчика. Последний продолжал еще долго одиноко летать на "трапеции" и, кажется, поставил на ней рекорд по числу сделанных "козлов".
Полгода спустя Стефановского как-то пригласили познакомиться с новой бесхвосткой. Машина, которую он увидел, прилетев на Центральный аэродром, походила на стрелку -- на удлиненный равнобедренный треугольник. В вершине помещался мотор Рено ("ни тпру, ни но", как его в шутку называли летчики). По бокам находились стойки шасси, а посредине основания -- костыль.
Шесть летчиков поочередно опробовали машину. Она бегала по земле, отрываясь на два-три метра, и снова садилась. Никто пока не рисковал подняться выше. Мнения по поводу ее качества расходились: одни говорили, что на ней можно летать, другие -- что нельзя. Стефановский, сделав несколько подлетов, присоединился к последним.
Но инженеру было трудно согласиться с такими выводами. Он нашел летчика более, как он думал, смелого, но, как оказалось, менее грамотного. Тот взлетел выше других, но круг сделать ему не удалось. Самолет-стрела при попытках развернуть его занимал настолько угрожающее положение, что летчик отказался от них. Самолет, как обнаружилось, стремился лететь в основном прямо, немного вверх и... главным образом вниз. Убедившись в этом, летчик не стал более испытывать судьбу и, благодаря ее за то, что взлет был в сторону Тушинского аэродрома, -- оттуда дул ветер, -- решил больше "не рыпаться". Перемахнув через Москву-реку, он облегченно вздохнул: перед ним был аэродром.
Промедление в посадке могло окончиться печально, и летчик торопливо сел. Машина скачками одолела летное поле и остановилась у его границы. Бледный, как полотно, летчик спрыгнул на землю и вместо ответов на вопросы только досадливо отмахивался.
Инженеры-экспериментаторы не оставляли своих исканий. После многолетней упорной работы инженер Чижевский добился хороших результатов. Построенный им самолет-парабола был одномоторным; сверху он тоже напоминал "полблина". Размером самолет был хоть и меньше предыдущих, но держался в воздухе лучше их. Стефановский, испытывая этот самолет, быстро убедился в том, что он так же надежен и прост, как многие проверенные им самолеты обычной схемы. Самолет нормально взлетал, делал мелкие и глубокие виражи, хорошо садился. Он успешно прошел испытания вплоть до фигур высшего пилотажа. Здесь летчик сделал перерыв, чтобы основательно к ним подготовиться. Он стал копаться в отечественной и зарубежной литературе и нигде не нашел указаний о пилотажных свойствах подобных машин. Тогда он обратился к ученым авторитетам и получил ряд противоположных мнений, которые можно было проверить лишь одним путем: экспериментальным. Осмотрев внимательнее, чем обычно, укладку парашюта, Стефановский поднял машину на самую большую высоту, на которую она только была способна, и приступил к делу. Решив начать с петли, он разогнался и взял ручку на себя. Машина, как он заметил, нормально пошла вверх, но перед тем, как перевалить на вторую половину круга, резко перевернулась через крыло и вместо петли сделала иммельман. От восторга летчик даже подскочил на сиденье.
-- Ага! -- воскликнул он, как будто его мог кто-нибудь услышать. -- Раз делает иммельман, значит и петля наверняка будет!
И, снова разогнавшись, он потянул к себе ручку, только более плавно, чем прежде. Бесхвостка сделала петлю, вышла из нее в пике и, повинуясь летчику, перешла в горизонтальный полет.