У них был черный «хорьх» тридцать шестого года выпуска, личное достижение Горкина, воплощенный в реальном металле грамотный инженерный замысел конструктора, к тому же обеспеченный уменьем и смекалкой дерзкого самодельщика. На машине весь наружный декор, все было родное — фары, подфарники, ручки дверей и багажника, облицовка радиатора, зато внутри специалист мог видеть уникальное сочетание стопятнадцатисильного восьмицилиндрового мотора и коробки передач от грузовика ГАЗ-53; передней подвески от «Волги»; заднего моста от беспородной иномарки без названия; гидроусилителей тормозов собственной конструкции и так дальше с миру по нитке, с бору по сосенке, но с большим пониманием дела.
Алексей Митрофанович сам окрасил свой автомобиль, отполировал у себя в гараже, сиденья обил мягким серым сукном, деревянные накладки на двери ошкурил, покрыл морилкой под орех, все болтики в салоне, все ручечки, крючочечки поставил хромированные, коврик напольный подобрал в тон, так что Штирлицу было на чем ездить: Горкин согласился было помочь «Мосфильму», но потом рассказывали, что в один из съемочных дней он поинтересовался будто бы: «А чего это они все по-русски у вас говорят? Немцы — и по-русски… Если уж, как было делать, то перевод нужно титрами давать…» Так или иначе, но грубое сочетание кинематографической условности с выверенной подлинностью атрибутов оскорбило Горкина. «У меня авто настоящий», — сказал он и укатил. Так ли, нет ли все было на самом деле, сказать трудно. Некоторые посчитали, что тогда просто вместо машины Горкина на заглавную роль выбрали менее заслуженный автомобиль, и Горкин не смог перенести такой жестокой несправедливости. Обиделся.
А вообще он отличался веселым нравом. Был смешлив. Выезжая со двора в тихий свой замоскворецкий переулок, опускал боковое стекло и, когда оказывался на траверзе милицейской будки-стакана, где за стеклом сидел знакомый регулировщик Фролов, высовывая наружу руку с поднятым кверху большим пальцем, орал:
— Машинка во, моторчик танковый! Да, старлей?!
«Хорь» был красив, но прожорлив, что сказывалось на семейном бюджете. Ася мужа не попрекала, он говорил:
— Я ездить буду, пока бензин не дойдет до пяти рублей за литр и пока скорость на Москве не ограничат до пяти километров в час.
— А как ограничат? — его спрашивали.
— А как ограничат, буду ездить по воскресеньям.
Во дворе его дома стоял гараж, сооруженный из кирпичных блоков по его личному проекту не за один и не за два года. Работы в гараже еще продолжались, да они и не могли никогда закончиться, потому что Горкин размахнулся широко и решительно. Его гараж был не просто стоянкой для автомобиля, но — сложным инженерным сооружением, глядя на которое сосед, полковник Михальский, говорил: «Бомбой тебя, Горкин, водородной не возьмешь!»
За железными двустворчатыми воротами стоял сам автомобиль и вдоль стен — канистры, банки с краской, баллоны для сварки, сварочный аппарат, компрессор… Ниже размещалась смотровая яма с бетонированными откосами и дном, покрытым метлахской плиткой. Узкая лесенка из ямы вела вниз (в минус первый этаж), где Алексей Митрофанович устроил себе мастерскую. Там располагался латаный-перелатаный слесарный верстак с тисками и сверлильным небольшим станком, по стене был развешан боевой, много раз бывавший в употреблении шоферский и слесарный инструмент, тянулись стеллажи с ящиками, ящичками, с коробками и банками из-под импортного пива, в которых хранилась всякая мелкая всячина — болты, болтики, шпонки, шайбы, гаечки, метчики, которые могли пригодиться, понадобиться если и не самому доценту, то таким же хламежникам, любителям автостарины, которые частенько захаживали к нему.
У противоположной стены располагался развалюха диван, Горкин собственноручно привел его в порядок, надежно перетянул, подклеил, накрыл лысеющей лосиной шкурой, а сверху, над бывшим кухонным столом, всегда накрытым газетой, повесил выброшенный Асей старый абажур, предварительно приведя его в приличный вид по своему вкусу. Абажур он обтянул яркой материей, и потому, когда включался верхний свет, интерьер минус первого этажа приобретал элементы домашнего уюта.
Здесь Горкин принимал заводских гостей, здесь беседовал на автомобильные темы, мог расписать пульку, все не спеша, с разговорами, с разговорчиками, не боясь, что рядом спят дети. Здесь он готовился к лекциям, чертил, раздумывал в одиночестве, какую конструкцию приспособить под задний мост своего «хоря» или, что было не менее проблематично, у кого занять десятку до получки, короче, это был, как он выражался, его интимный уголок, его территория, земля обетованная, куда ни дети, ни Ася просто так, без веской причины не допускались.