Только старушка Манучера и не думала стареть. Хозяин ей мотор заменил. Сердечко. Всю ходовую часть перебрал, отладил, лонжероны сделал из легированной стали, чтоб ржа не ела. Ну, конечно, веселенькие чехлы постелил — приличную женщину прокатить не стыдно.
— Под фрау катишь? — смеялся Николай Николаевич, на что Манучер с той же интонацией отвечал:
— Я мужик авто-мото…
За рулем он сидел куль кулем, то есть спокойно. Руки у него безвольно расслаблены, во всей широкоплечей жилистой фигуре проглядывает кошачья мягкость, позволяющая в любое мгновение собраться и сразу же отреагировать лучшим образом на любую дорожную непредвиденность. Он профессионал. В его манере не замечалось блеска многоопытных частников, для которых езда, в общем-то, радость, отвлечение от основной работы, отдых и спорт. Он работал. И манера его работы внешне была неприметна. «Мое дело рулить», — говорит он. И рулит, точно выдерживая свой курс, без азарта и без напряжения. Стрелка на спидометре застыла на отметке «90» и не дрогнет.
Мы едем в Дмитров.
— Смирная у тебя машинка, — говорит Николай Николаевич.
— Проверенный аппарат. Не первый год вдвоем.
— Легко бегает. Клапана постукивают.
— Распредвал. Отлажу. Чего ей, дурехе, не бегать.
Я присмотрелся к тому, как ведет Манучер свой автомобиль, и скоро понял: за рулем виртуоз. На забитом шоссе гремели навстречу тяжелые самосвалы, дымили межгородские автобусы, лихачили молодые солдаты — Манучер ехал себе и ехал, вроде бы никого не обгонял, в левый ряд не лез, а все получалось, он впереди. Догадавшись, что меня занимает, Николай Николаевич рассказал историю, годную для застольного «кавказского» тоста: четыре человека — двадцатилетний, тридцатилетний, сорокалетний и пятидесятилетний — после кораблекрушения попали на необитаемый остров в безбрежном океане, слепящем, как асфальтовое шоссе. Попали на остров, и у них бинокль — и все. Двадцатилетний смотрит, видит вдалеке на таком же острове — прекрасная девица, тоже, наверное, попала в результате кораблекрушения. Он сказал: «Ребята, я поплыл!» И в воду — бух! Тридцатилетний прикинул расстояние. «Эх, — говорит, — потонет парень. Надоть плот строить, Кон-Тики». Построил и поплыл. «Чудаки, — сорокалетний заметил, — чего суетиться? Сама приплывет». А мужичок пятидесяти годов взял оптический инструмент, посмотрел, поглядел на соседний остров, на красавицу, под развесистой пальмой она стояла, надо думать, и говорит: «Ну посмотрел, и довольно. С меня хватит». Мы помолчали.
— Это как понимать? — поинтересовался Манучер. — Они что, автомобилисты?
— А пусть и так. Это без разницы. На необитаемый остров они попадают в одних плавках после кораблекрушения, — уточнил Николай Николаевич, — это аналогия: когда ты за рулем, ты, Манучер, сочетаешь в себе нетерпение двадцатилетнего, энергию тридцатилетнего, расчетливость сорока лет, ну, и мудрость, хочу сказать, которая появляется в пятьдесят.
— Какая уж мудрость!
— На трассе ты, конечно, король! И это не просто так, тут насобачиться надо.
— Манучер Сергеевич, объясните, как это у вас получается? — спросил я, и эта просьба была Иноземцеву приятна. Он улыбнулся, блеснув золотым зубом, сказал:
— Это опыт.
Интонация его голоса предполагала, что слушателям ясно, опыт — не божий дар, дело наживное, приобрести его может каждый, хотя это совсем не так просто:
— Мне рассказывали, когда Ботвинник играл со Смысловым, — продолжал он, — то вот там… Это не вы мне, Николай Николаевич, и рассказывали? Ну, в общем, кто-то травил из шоферни, не важно. Суть в том, что Ботвинник думает на пять ходов вперед. Я так не умею. Ни в шахматы, ни в шашки. Сядут, бывало, ребята в гараже, не тяну. Дуб. Зато на трассе я думаю за три автомобиля, не считая своего. Свой я веду само собой. Даю пример: вон, глядите, впереди дурачок хочет левый поворот делать и начал перестраиваться, а назад не смотрит, не глядит и, что там творится, не соображает, а зря. Сейчас ему самосвальщик врежет и будет прав. Хотя, может, и не врежет. Обойдется. Мы же тем временем, что бы у них там ни вышло, будем держаться с краю и проскочим, пока они разбираются. Для себя я всю эту обстановку не формулирую, но вы спросили — я сказал.