— Ясное дело… Не хуже… Само собой… — заволновался Урываев. — А только я тебя без напутствия, согласись, отпустить от себя не могу. Как хозяйственник и как партиец… Ты, Иван Алексеевич, в своей работе должен повседневно исходить из того, что классовые враги и капитулянты внутри партии используют сложную внутреннюю и международную обстановку и борьба эта идет не на жизнь, а на смерть. Опять же безработица, оппозиция в партии, анархосиндикализм и полуменьшевизм… Троцкий воду мутит… Ты парень молодой, юный, можно сказать, в автомобильных вопросах в ротных масштабах кумекаешь. Никак не больше, прости. А теперь потребуется тебе не батальонный даже, а государственный взгляд. Авто — это сейчас главная область приложения основной индустриальной силы. Летом восемнадцатого кто про автомобили думал? А Ленин на АМО приезжал и выступал перед коллективом. Владимир Ильич нашел время, потому что роль автомобильного транспорта хорошо понимал. Тут тебе гражданская полыхает, тут тебе эсеры мятеж готовят, а он рабочим о производстве автомобильном говорил. О той важности, которую имеет современный авто для пролетарского государства. Для нашей с тобой республики. Вот теперь давай, Ваня, и подумаем, как же быть тебе, директору, как вести свою линию в луче, так сказать, тех заветов Ленина. Или будешь ты просто совслужащим, или весь твой жизненный смысл сойдется на твоей заводской продукции.
«А зачем я это ему говорю, — вдруг спохватился Урываев. — Он ведь и в самом деле не хуже меня все знает». Смутился. Нашел время поучать! Но нежная урываевская душа была в беспокойстве: как-то встретят Лихачева на заводе. Хотелось ободрить его, сказать что-нибудь к месту, вроде того, что не боги горшки обжигают, двигай в добрый час. Но Урываев сдержался. «В пансионе благородных девиц следовало бы мне служить», — подумал. И выругался, вспомнив душу, бога и большой загиб Петра Великого. Для разрядки.
На завод они поехали вместе. Трестовский автомобиль находился в ремонте, кучер Филиппыч, наследие проклятого прошлого, по данным секретарши Фиры Наумовны, пил вторую неделю по-черному. Лошадь стояла некормленая в конюшне. Так что пришлось ехать на трамвае.
День стоял морозный. Кондукторша, необхватная в овчинном тулупе, дремала. На остановках лезли с задней площадки как в атаку озябшие пассажиры. Кондукторша дергала за шнур. Звякал застуженный звонок. Под полом, ребристым, как дно лодки, скрежетали колеса, трамвай дергал с места.
— Вот наладим производство автобусов и транвай сымем окончательно, — сказал Урываев, шевеля пальцами в тонких своих сапогах. — Морозильня это и Сухаревская толкотня кажинный раз!
— Другие трамваи надо строить. Экономичный транспорт.
— Это все старый быт. Главное транспортное направление — автомобиль.
Красное кирпичное здание заводоуправления, начатое еще Рябушинскими, стояло недостроенное. Амовские партийцы собрались в помещении, где когда-то размещалась кубовая для строителей. Куб там стоял перегонный, грели воду.
В незаклеенные окна дуло со двора. В железной печке, раскаленной докрасна, горели сырые дрова, облитые мазутом. Шипели, постреливали.
— Товарищи, — сказал Урываев, зорко оглядывая собравшихся, — четырнадцатого декабря в президиуме Московского комитета профсоюза металлистов обсуждался вопрос о новом директоре вашего завода и тогда же в протоколе за номером сто шестнадцать записали: «Поддержать кандидатуру товарища Лихачева И. А. на должность директора АМО». Вот он, товарищ Лихачев, привез я его, давайте обсудим, может ли он принять такой пост.
— Какие будут предложения к ведению? — спросил секретарь партячейки, поднимаясь над столом и складывая руки за спиной. — Товарищи партийцы, обеспокоенные непрерывной сменой своего руководства, мы потребовали, чтобы все мероприятия, связанные с заводом, в том числе и пересмотр технического персонала, предварительно согласовывался с бюро ячейки РКП (б). Вот перед нами товарищ Лихачев, давайте обсудим его. Разложим, так сказать, на четыре корки и сделаем выводы.
— Правильно, — зашумели партийцы, задвигали стульями. — Разложим!
— Пусть без регламента чешет.
— Выкладывай, Лихачев, биографию!
— Непорядок! С вопросов начнем… — запротестовал маляр Михаил Егорович Кузяев. — Ежели выдвиженец…
Его остановили.
— Давай, товарищ Лихачев, двигай со второй передачи, — сказал отсекр и, наливаясь суровостью от осознанного чувства ответственности, твердо сел на свой стул. — Просим.