— Бери удостоверение, — сказал устало и дернул ладонью. — Тоже выдумал. Выполняй приказ! На востоке заводы будем строить. Фронту автомобили не меньше солдат нужны. Голыми руками Гитлера не возьмешь. Затяжная война…
Фронт требовал автомобилей, и гражданский ЗИС-5 превратился в ЗИС-5В — грузовик военного времени.
В мирном исполнении производство его было невозможно. Заводские конструкторы заново спроектировали кабину. Теперь она была деревянной и фанерной. Надколесные крылья сделали гнутыми из листового проката. Штампованные с глубокой вытяжкой, довоенные крылья оказались слишком дороги.
ЗИС-5В был сделан без фар: ночью на фронте в целях маскировки света и не зажигали. Кузова не имели петель, так что боковые борта не откидывались, но зато мощность двигателя увеличена на 11 лошадиных сил. Повысили степень сжатия и перешли на алюминиевые поршни. В военном варианте этот грузовик снискал себе добрую славу на дорогах Отечественной войны. Это был вполне надежный грузовик. «Зисуха не подведет», — говорили фронтовые шоферы, и есть данные, что немцы охотно и без снисходительной улыбки пересаживались из своих «бенцев» и «опелей» на скромные ЗИСы.
— Это Ивана Алексеевича заслуга, — сказал Степан Петрович. — Ну, не его только, однако он большое дело делал молодцом.
Как-то возвращался я с главного конвейера и ко мне подошел паренек, эдакий грибочек, плотный, ладный, в аккуратном пиджачке с серебряным самолетиком на лацкане, первым протянул руку:
— Виктор. Тарасенков. Будем знакомы. Я ваши статьи в «Четырех колесах», извините, не читал, но интересуюсь. Ребята рассказывали, учено очень, но толково.
Неплохо для начала. Я улыбнулся.
— Спасибо.
— И насчет Лихачева Ивана Алексеевича интересуюсь.
Настырный малый. Интересуется, и все! Я про Лихачева писал, каким он представлял себе массовый автомобиль. С завода шли вместе, и по пути Виктор Тарасенков делился жизненными планами на ближайшее обозримое будущее. Он недавно закончил службу в армии, был старшим сержантом в роте аэродромного обслуживания, за Полярным кругом служил. На сверхсрочную ему предлагали, давали прапорщика, но Виктор по лимиту приехал на ЗИЛ, потому что твердо решил связать свою жизнь с автомобильным производством, и вообще хотелось ему в большой город, где много людей, заводов, театров, библиотек и вообще очагов культурной жизни.
— Вот у ребят свои, можно сказать, герои, — говорил он, энергично вскидывая руку. — У кого кто. У кого Есенин, у кого Курчатов-академик, если человек задумал в науку двигать, а у меня, я вам откровенно, у меня — Лихачев…
Молодой еще, решил я, и сделалось мне слегка неловко. Подумал: а что он знает о Лихачеве? Фильм смотрел «Директор»?
Мы шли к первой проходной. Пахло литейкой, по брусчатке впереди медленно катился, лавируя в заводских узкостях, новый грузовик, еще без платформы, без номеров, куда-то на исследования, видимо, лежал его путь, так мы решили.
— Я его, естественно, не видел, — говорил Виктор, — но уважаю. И с детства, мне когда о нем рассказывали, я хотел подражать. Веселый он…
У Виктора ясные планы. Он работает, недавно его выбрали в комсомольское бюро, он хочет поступать в заводской втуз, хочет конструировать новые модели автомобилей. Во втузе есть такой факультет.
— Там у них неделя рабочая, неделя учебная. Удобно, честное слово, и в материальном смысле, и в смысле усвоения учебной программы. А на втором курсе, как сопромат сдадим, можно жениться!
Есть у него знакомые девушки, но это так, танцы там, в кино сходить, несерьезно. А жениться он еще не знает на ком, но ему кажется, что она непременно будет медсестрой.
— Сдал сопромат — можешь жениться! — это так наши студенты говорят. Головастая наука — сопротивление материалов…
Сначала Виктор будет жить с будущей своей женой в общежитии, а потом завод предоставит ему жилплощадь.
— Или кооператив купим. Уж там как-нибудь наскребем. Выкрутимся. И прописку дадут.
И так все это у него точно было расписано и разложено по чистым полочкам, что мне стало не по себе, я решил, что надо переменить тему, спросил:
— А родители живы? Папа, мама?
— Живут! Чего с ними… Пенсионеры оба. Ну, по дому дел у них хватает, да и сад еще. Навалом дел, честное слово. Навалом, Геннадий Сергеевич, дорогой вы мой! — так он сказал, а затем вкратце весело и доверчиво поведал, какой у них сад, сколько яблонь, сколько кустов смородины, черной, красной, белой, сколько крыжовника усатого, сколько корней клубники, «ананасовой» и «виктории».