— Погоня за ними портит!
— Погоня погоне рознь. Мало их, вот и гоняемся. Тут тема глубже. Это все символы. Как можно рассуждать, что техника кого-то портит, сидя в теплой комнате, ТЭЦ дает нам тепло, лампа настольная горит, не лучина, хлеб вы едите, который машина и сеяла и собирала. Молоко пьете, должны пить регулярно, которое доильный агрегат из буренок выкачивает, а не тетя Маня своими бесценными и золотыми руками. Если на тети Манины руки ориентироваться, то это молоко не для всех. Мы великая индустриальная держава, мы давным-давно вступили на путь, свернуть с которого нельзя и невозможно, а если забраться на остров посередь реки и пытаться ничего не видеть, так и не увидишь ничего, но разумно ли это? Итак, чтоб не тратить многих слов, давайте не делить технику на разделы и подразделы. Это одна большая культура. Культура создания материальных ценностей. Тут свои связи, свои бесценные традиции, будем их беречь и отражать. Есть вопросы?
Вопросов нет. Мы переходим к обсуждению ближайшего номера, не предполагая, что командировка в Свердловск уже решена, я полечу туда на двадцать дней, а в Москве будут происходить события почти невероятные.
Прежде всего, И. Эс. Кузяев встретится с Булыковым. Сначала они будут кричать друг на друга в голос, затем перейдут на «ты», и мой Игорь скажет:
— Тебя ж за всю эту заваруху снимут! Что ты у себя в отделе устроил, кто ж тебя, простит? Не умеешь руководить — уходи. Понимать должен, снимут!
— Меня снять абсолютно невозможно, — отвечал Олег Николаевич, уже явно осмелевший. — Я за свое место не держусь. Хочешь — бери! У меня дело в руках, я на завод пойду или в КБ, рядом, вон — объявления на всех углах развесили: требуются, требуются, требуются… Тоже советское предприятие.
На этом они малость попритихнут, и разговор их вольется в деловое русло.
— Если Сам не хочет тему в план вставить, что, свет на нем клином сошелся, что ли? К нам, в партком, обратился бы. Разберемся.
— К вам со всеми материалами надо было идти. Мы собрать хотели.
Оказывается, было принято решение — собрать все материалы, и Булыков с дядей Толей Кауровым начали выполнять хитроумный план: им необходимо было обратить внимание на новую тему, предложенную, но в план не вошедшую.
— Ты думаешь, я не знаю, кто на меня анонимки писал? — рассказывал Булыков. — Слепой я? Да не нужен мне ваш полковник! Я сам допер. Фертиков Игнат Анатольевич и Вера Львовна Луцык при нем. Дуэнья-конфидентка. Они и есть главные действующие лица, но в тени. Тихо все на поверхности. Не шелохнет, не прогремит. Ага. Он у нас ученый, докторскую собирается вот-вот представить. При этом туп, как грабли, ну да кто проверять будет? Зато у прежнего зава в адъютантах пять лет — заслужил! За покупками, в магазин, пожалуйста, за путевками на юг, за тем, за другим, за третьим, на даче клубнику сажал, за сорок верст г… возил на тачке. Большой ученый! Расчет простой: оно ведь легче всего за государственный счет добрым быть. Суворов с ним кандидатской расплатился, ну, не так вот впрямую — на, бери, баш на баш, а порадел родному человечку, главу написал, цифирь проверил. Теперь — ученый. Амбиции, во вкус вошел, спит — доктором себя видит. Я б его за профнепригодность взашей. Не выходит. Намекает, что драться будет, и конкурс пройдет, это точно. Кто за бумажками проверит, на что человек годный, он ведь те бумажки сам на себя и писал! Сядет, будет сидеть, рта не раскрывая, вот и вся тактика: когда молчит, морда у него задумчивая, а у нас задумчивых дураков любят. И Луцык при нем. Понимает, за кого держаться. Она те анонимки и перепечатывала, я ее пальчики узнаю.
— А ее что не уберешь?
— Мать-одиночка.
— Сложный случай.
— Они на меня семь анонимок дали. Комиссии назначались, выясняли, проверяли… И вот мы с дядей Толей взяли да из семи одну слепили. Сели, очень душевно у нас получилось, абзацами переписывали, чтоб никакой отсебятины. Будут разбирать — пусть все семь поднимут из архива — и полная ясность. А полковника Сам пригласил. Мы обратить внимание хотели.
— Несерьезно. Это как народовольцы, они тоже стреляли, чтоб внимание общества привлечь. Не дело. Надо другим путем.
— Помоги!
— Помогу, — сказал Игорь. Теперь ему было понятно: он уяснил, почему поехали Булыков с Кауровым в Апрелевку и письмо вдовы попало в институт, ясным делалось стремление Яхневича, детектива-любителя, — неплохой он, наверное, парень, — ринулся спасать Булыкова, которому кто-то коварно мешал работать. — Я тебе, Олег, постараюсь помочь. А Яковлев твой большое дело завернул, мне днями рецепт полностью один уточнят. Помогу, — пообещал Игорь и слово свое сдержал.