— Широкую автомобилизацию всей жизни! И только так. В России проблема механического транспорта до сего времени продолжает оставаться неразрешенной оттого и главным образом оттого, что ее не удается связать с интересами широких кругов населения.
— А я о чем? — пробует вмешаться Урываев и встает из-за стола. — А я про что талдычу? Трудности кругом! Лошадь, она ж против мотора не попрет. Никак. А средств завод автомобильный, если строить его, как вы же и советуете, требует огромных. Где взять?
— Не поняли вы меня! — сердился профессор Брилинг, свежий, красивый в шоферской кожаной куртке с вечным пером в кармане. —Завод — то особый разговор, я сейчас — о другом. Вплоть до минувшей войны проблема механического транспорта продолжала пребывать у нас в зачаточном состоянии. И не потому только, что автомобилей было мало, в какой-то момент их вдруг стало много: понакупались на золото везде, где было можно, и союзники давали в кредит, надеясь, что после победоносного окончания войны с ними расплатятся. Но к автомобилю нужен шофер, нужен механик, слесарь, нужна дорога. А этого ничего и не было. Проблема техническая не была завязана социально. Так-то! Затраченные колоссальные средства ушли не на нужды, на которые предназначались. Страна оказалась обладательницей многих тысяч единиц механического транспорта, купленных за границей, при полной, я подчеркиваю, полной неподготовленности населения к таким прогрессивным средствам передвижения, как автомобиль. Все это повело к дальнейшему разрушению и исчезновению сохранившегося после войны подвижного состава.
— Разруха! Это разруха. Тут ведь как оно, сами знаете, Николай Романович. Мы к савраске привыкшие. Оно ясно, зубами супонь не затянешь, а голыми руками разве автомобиль получается? Будем потихоньку покупать, свои автозаводы государственные на ноги ставить в Москве да вот в Ярославле, а там силы нарастим, глядишь, и свои конструкции предложим. Разруха… Начнем автомобили делать. Вы, Николай Романович, мужик сурьезный, но многого не учитываете или понимаете, но не до конца. Не с автомобиля надо начинать.
— А я говорю, с автомобиля! С него, голубчик. Только он хозяйство может поднять. И поднимет. Время бы не пропустить!
— Я говорю, я говорю… Ты не говори, ты формулируй, что предлагаешь! — взорвался Урываев.
— Не страшно отставать на год, на два, на двадцать лет, страшно отставать навсегда! Мы крестьянская страна, верно, у нас в четырнадцатом году перед империалистической войной по регистрационным цифрам тридцать два миллиона лошадей было, это третья часть всех лошадей планеты! Сейчас — порядка двадцати миллионов, такое стадо держим приличное, и ведь авторитетные голоса раздаются, может, обойдемся без мотора? Может, так-то оно проще? Привыкшие все. Опять же дорог нет, на всю Расею тридцать пять моторных и паровых катков, десять тракторов да двадцать три камнедробилки, вот и чини дороги, прокладывай от финских хладных скал до туркестанских песков.
— Без дороги автомобиль не пойдет.
— Без дороги и без человека, для которого мотор не только армейская специальность, а каждодневное дело! Нужен не просто шофер-отец, но шофер-внук, для которого с самого начала все это не в диковинку. Он рос в среде, где автомобиль как лошадь. Отец, дед…
— Это мы у Плеханова читали, пролетарий-отец да пролетарий-внук, однако и то понимай, что у нас слабое звено оказалось, а не в Германии, у немца, не во Франции, у француза, самые, понимаешь, автомобильные державы, а в хвосте. Тут твой Плеханов малость не разобрался. Ты чай пить будешь?
Урываев позвонил. Вошел курьер, демобилизованный красноармеец Егоров, в дверях поправил гимнастерку, пальцем обсунул ремень, собрал все складочки за спину, взял руки по швам.
— Ты вот что, Федя, — ласково обратился к нему Урываев, — сделай нам пару чая. Профессору, значит, послаще, а мне — покрепче.
Урываев подмигнул, Егоров улыбнулся во весь рот и исчез, сделав налево кругом.
— Николай Романович, я тебя поддержу. В Военно-транспортном управлении РККА ребята головастые, поймут, в Наркомпуть в Центральное управление местного транспорта вместе съездим, сдвинем колесо с мертвой точки, чтоб, значит, единое мнение было по вопросу. У всех одно. Никто не отрицает, нужна широкая агитация за автомобиль, но ведь и другие надо задачи решать. Государственно зри, в корень.
— Надо привлечь к работе тысячи энтузиастов. Если мы хотим стать автомобильной страной, а мы обязаны стать автомобильной, мы должны четко понимать, что тут нельзя свернуть в сторону, что движение имеет только одно направление, и не влево, чтоб отдохнуть, и не вправо, чтоб поразмыслить под кустиком, свернуть не можно. Только — вперед! Это как крокодил идет с распахнутой пастью.