— Вы ждете от меня исповеди?
Она проглотила кусок.
— Просто пытаюсь заполнить пробел, образовавшийся за прошедшие годы.
— Пожалуй, действительно пора уезжать.
— Буквально или в переносном смысле?
Они обменялись взглядами.
— И в том и в другом.
— Срок аренды истек?
— Верно.
— А лак на ваших изделиях успеет высохнуть?
— Вы опять за свое? Не мытьем, так катаньем?
Она засмеялась.
— Я не нарочно. Вы не захотели говорить о своей личной жизни, и я переключилась на работу.
— Мудрое решение.
Он начал успокаиваться.
Бет подобрала под себя ноги в розовых носках и откинулась на спинку дивана. Данк пытался понять, как этой пышноволосой владелице лодочной станции, разъезжающей на дизельном трейлере, удается сохранять женственность даже во фланели и парусине.
— Я уверена, что ее то много, то мало.
— Моей личной жизни?
— Вы же не захотели говорить об этом. Я думала, мы перешли к работе.
— Ах да, верно. Если говорить об обычных вещах — ремонте мебели или книжных шкафах, — то такой работы скорее много, чем мало. Ну, а большинство заказчиков моих авторских вещей живут не здесь.
— Вы это уже говорили. Но отсюда до очагов цивилизации — дорога дальняя.
— Дальняя. Я как раз закончил свою последнюю работу — гарнитур для гостиной отставного профессора, несколько книжных шкафов и письменный стол.
— Почему вы считаете, что Кейп-Норд подойдет вам больше?
— А почему бы и нет?
Она зарылась в подушки и принялась доедать огурец.
— Это зависит от вашего характера и привычек. В межсезонье там нечем развеять скуку.
— Ничего, я привык к одиночеству.
— А вы бывали там после первого сентября?
— Честно говоря, нет.
— Можете быть уверены — чего-чего, а одиночества вам хватит. Нам, подросткам, в это время приходилось туго. Во-первых, разъезжались дачники. Их дома пустели и заколачивались досками. Потом начинались занятия в школе. Для тинейджеров это особенно тяжело. Им кажется, что учителя пьют из них кровь. На пристани не оставалось ни одной лодки, ни одной яхты — одни таблички, отмечающие места швартовки… Никто не уходит из поселка, кроме голодных рыбаков, которым надо как-то пережить зиму, и сборщиков клюквы.
— Поздновато говорить мне о том, что у вас там тоска зеленая.
— Чайки, голые деревья и пустынные берега. Ничего вдохновляющего.
Данк подошел к камину и прикрыл его чугунной решеткой.
— Порой меня вдохновляют странные для других вещи. Например, одиночество.
— Но вы же мастер. А мелкого ремонта для души недостаточно. — Бет сама испугалась тоски, прозвучавшей в ее голосе. Воцарилось молчание. Она откашлялась. — Я думаю, душе нужно очень много, чтобы она не засохла.
У Данка засосало под ложечкой. Он пригласил Бет на ланч не для разговоров о его душе.
— Вдохновение черпают из разных источников.
— И как это сказывается на вашей работе?
Он указал на резную дверь рядом с Бет.
— Там мастерская. Пойдите и посмотрите сами.
Данк подождал, пока она встала, полюбовался ее точеной фигуркой, ощущая слабый аромат укропа и незнакомых духов, почему-то напоминавших о лете, и пошел следом. Она внимательно осматривала комнату. Обычно мастерскую посещали только клиенты. Сам он редко заходил сюда с женщинами, тем более знавшими его прошлое. Он следил за Бет, которая подошла к скамье ручной работы, и ждал неизбежного возвращения к теме о том, кто он такой, откуда взялся и почему решил махнуть рукой на все это…
Однако она заинтересовалась набором столярных инструментов. У нее были тонкие пальцы без колец с коротко остриженными ногтями. Бет погладила ладонью потертые рукоятки, вопросительно взглянув на хозяина.
— Это подарок, — объяснил Данк. — От бывшего краснодеревщика, у которого я учился в Бостоне.
— А у него они откуда?
— Привез с собой в сорок шестом в качестве трофея из Германии. Он воевал.
— Звучит достойно. — Карие глаза Бет смотрели на Данка с уважением. — Должно быть, он распознал в вас родственную душу.
Данк, улыбаясь, возразил:
— Хотите мне польстить?
— Можно сказать и так. Готова побиться об заклад, что вы замечательный мастер.
От этих слов в его кровь выплеснулся адреналин.
— Стараюсь.
— Надеюсь, вы любите свою профессию.
— Люблю, хотя меня и обвиняют в том, что я ничего не понимаю в чувствах.
— Кто обвиняет? Тот, кто вас знает?
Пытаясь отвлечь Бет, Данк положил руку на ее плечо. Лицо Элизабет моментально залил румянец, куда более яркий, чем прежде.