— Можно сказать, что дорога у нас была одна, а ряды разные. Вы, Данк, всегда были в самом скоростном, а я почти все эти годы плелась по обочине.
Он засмеялся.
Она забралась на сиденье и повернула ключ зажигания.
— Хотя мы могли двигаться и в противоположном направлении.
Данк захлопнул дверь, но не успела Бет дать газ, как он невозмутимо спросил:
— Пообедаем?
— Простите, что?
— Нам обоим надо поесть. На этой неделе вы у меня еще не были. Могу предложить полный холодильник полуфабрикатов и скромную кухню.
— Не знаю…
— Ничего больше. Только еда и скромная беседа.
Она выгнула бровь и улыбнулась.
— В самом деле?
— А разве я вел когда-нибудь нескромные беседы?
— Еда и беседа. Что ж, если вы даете честное слово…
— Вы заключили выгодную сделку. Поезжайте за мной прямо к дому, там и поедим. Я не особенно искусный повар, но придется довольствоваться тем, что можно купить в здешней кулинарии, пока я не найду человека, который согласится мне готовить.
Смех удивительно шел ей.
— Вам мало, что я везла вашу лодку с одного конца побережья Мэн до другого?
— Что ж, для Бет Менсон это обычно дело.
— Так вот почему вы меня поцеловали? Хотели подкупить, чтобы я согласилась вам готовить?
— Ничего удивительного. Если бы вы знали, до чего мне надоела собственная стряпня.
— А что у вас в холодильнике?
— Все, что душе угодно.
Она долго барабанила пальцами по баранке и наконец повернулась к нему.
— Если вы обещаете не приставать, я помогу вам готовить обед.
— О чем тут толковать? Человек должен есть!
Всю дорогу Данка не оставляло предчувствие чего-то приятного. Однако это предчувствие по мере приближения к дому сменялось угрызениями совести. Неизвестно, думала ли Бет о реакции соседей, но, судя по всему, она была рада приглашению. Раз пять он посматривал в зеркало заднего вида и следил за едущим следом пикапчиком. Эта женщина умела вносить в самую пустячную беседу что-то свое, придавать ей какой-то неуловимо чувственный оттенок. В любом их споре ощущалось возбуждение.
Он остановился под портиком у ворот, и Бет припарковалась рядом. Лучи осеннего солнца освещали верхушки деревьев. Данк повел Элизабет к дому.
— Ах, служебный вход… — промурлыкала она. — Не грех бы повесить здесь соответствующую табличку со стрелочкой…
Пока Данк вставлял ключ в замок, у него горели уши.
— Когда-то через эту дверь нам доставляли на дом продукты. — Он побледнел. — Вам что, приходилось здесь работать?
— По правде говоря, да…
— О Боже…
— С тех пор мало что изменилось. — Бет миновала прихожую и улыбнулась ему. — Беру свои слова назад. Вы убрали плиту со сломанными горелками и поставили вместо нее микроволновую печь. — Она указала на вереницу дверей. — Если я правильно помню, это чулан, черный ход, а та дверь ведет в комнату прислуги и ванную.
— Почему вы ничего не сказали?
— А что я должна была сказать?
— Помогайте, — пробормотал он и выругался про себя.
— Что вы имеете в виду? Я должна помочь вам готовить обед или выпутываться из неловкого положения?
— А вам не кажется, что это одно и то же? Черт побери, я прошу вас приготовить обед, а вы, оказывается, знаете дорогу на кухню не хуже меня…
Она зарделась.
— Что ж, Данк, вам известно, кто я и откуда. Мне известно, кто вы и кем были прежде. Если вы стесняетесь того, что пригласили пообедать свою бывшую служанку, то вам лучше проводить меня к пикапу.
— Бет, я думал только о вас.
— Может быть, мне здесь действительно немного не по себе.
— Прошу вас, не надо.
— Я не думала, что это чувство будет таким сильным.
— Вам следовало предупредить меня. — Он порывисто положил руки ей не плечи. — Или вы это сделали нарочно? Чтобы приехать сюда и поставить меня в дурацкое положение?
5
Его прикосновение заставило Бет пожать плечами.
— Нет, я никогда…
Она подняла руку и погладила его по щеке.
В следующее мгновение его губы прижались к ее рту, а руки обвили спину. Ее удивление сменилось приступом желания, острого, словно колючая проволока. Данк тихонько водил кончиком языка по нежному краю ее губ. Руки Хаммела спустились ниже, и Элизабет оказалась прижатой к его груди. Он медленно поглаживал ее бедра. Тело Бет таяло от блаженства. Его пронизывало забытое тепло, и она, затаив дыхание, наслаждалась этим ощущением.
Бет жадно целовала его, полностью отдавая себе отчет, как это безрассудно. Когда она сумела перевести дыхание, то поняла, насколько тесно прижалась к нему, и отпрянула.