И первым шагом на этом пути должны стать извинения, пусть и запоздалые.
В пятницу вечером Ник дождался, пока Сэмми кончит работу. Он дал ей фору в тридцать минут и поехал к ней домой. Ник стучал в дверь, пока у него не заболели костяшки пальцев. Сэмми не отвечала. Вернувшись на стоянку, Ник поискал глазами ее машину. Он не удивился бы, если бы Сэмми оказалась дома и не пожелала открыть ему дверь. Но нет, он не мог найти ее машину.
Черт побери! Ник сел за руль и громко хлопнул дверью.
Он не хотел даже думать о том, где может быть красивая женщина в пятницу вечером, чем она может заниматься, с кем проводить время. Одна мысль об этом была мучительна для Ника – он тут же представлял себе Сэмми в объятиях другого мужчины, которого она целует, ложится с ним в постель.
Ник зажмурил глаза, но видения не исчезали.
Сэмми, где ты?!
Ник включил зажигание. Он не удивился, увидев, что руки его дрожат.
Ник понял, что не в состоянии пережить еще один долгий одинокий вечер у себя дома. Часа два он колесил по улицам Оклахома-Сити, даже не думая о том, куда едет и что будет делать дальше. Было уже около девяти, когда Ник понял, что все бесполезно – дома или в машине ночь будет все такой же долгой, такой же одинокой, а мысли о Сэмми такими же мучительными.
Ник сбавил скорость, чтобы посмотреть, куда заехал. Ему понадобилось не больше секунды, чтобы определить, где он был – перед домом Генри. Неужели давний инстинкт привел его сюда? Давно забытая мальчишеская привычка прибегать за поддержкой и утешением к отцу, который решал когда-то все его детские проблемы.
Ник горько рассмеялся. Сейчас его волновали вовсе не детские проблемы, которые может облегчить родительская поддержка, а Генри больше не был ему отцом.
И все же ему так хотелось зайти в дом, что Ник заглушил мотор и вышел из машины. На полпути к подъезду Ник заметил за углом дома бампер машины. Старой машины. Побитой, проржавевшей машины. Машины Сэмми!
Ник тут же испытал облегчение. Значит, Сэмми не на свидании. Она здесь. Позволит ли она Нику поговорить с ней? И сможет ли он говорить с Сэмми в присутствии Генри?
К черту Генри! Ник должен с ней поговорить.
Он быстро подошел к двери. Она не была заперта, и Ник зашел внутрь. Из кабинета Генри доносился смех. Смех Сэмми. У Ника закололо в груди. Будет ли она когда-нибудь снова смеяться вот так вместе с ним?
С каждым шагом сердце Ника билось все громче, все быстрее.
Он остановился на пороге открытой двери в кабинет.
– Ник! – воскликнул Генри. – Я не слышал, как ты вошел. Ну, заходи, заходи!
Но взгляд Ника был прикован к Сэмми, сидевшей на диване спиной к двери. Как только Генри произнес имя Ника, плечи ее напряглись.
– Ты как раз вовремя, – сказал Генри. – Мы рассматриваем старые семейные фотографии.
Действительно, на коленях у Сэмми лежал фотоальбом. Неловким движением она положила его на стоявший рядом журнальный столик и поднялась.
– Вам, наверное, надо о многом поговорить, – сказала Сэмми. – Я и не заметила, как поздно засиделась. Мне надо идти.
Даже не взглянув в сторону Ника и не произнеся больше ни слова, Сэмми взяла свою сумочку и направилась к противоположной двери, ведущей в кухню. Звук захлопывающейся входной двери болью отозвался в сердце Ника.
Генри поднялся с кресла, на котором сидел лицом к Сэмми.
– Что за чертовщина? – холодно и строго спросил он. – Что все это значит? Что ты ей сделал?
Ник горько рассмеялся.
– Просто поддержал давнюю семейную традицию.
– Что это значит?
– Не беспокойся на этот счет. К тебе это не имеет никакого отношения. Я ведь говорил о семейной традиции.
Генри побледнел.
Во второй раз за последние две недели Нику захотелось, чтобы кто-нибудь вырвал ему язык прежде, чем он успел произнести то, что произнес.
– Извини, – сказал он. – Я… в последнее время я делаю это слишком часто – говорю то, чего не думаю.
Генри как-то странно посмотрел на Ника и повернулся к бару, стоявшему в углу.
– Не хочешь выпить? Извини, но у тебя сейчас вид человека, которому это явно необходимо, – добавил Генри, взглянул через плечо на Ника. – Выглядишь ты отвратительно.
Ник пропустил последние слова мимо ушей. Он давно не смотрел в зеркало, но прекрасно понимал, что спал в последнее время очень мало и действительно должен выглядеть отвратительно. И ничего удивительного, что Генри сказал ему об этом – он всегда говорит такие вещи.
Спустя несколько секунд Ник взял из рук Генри стакан и начал мерить шагами пространство между диваном и дверью на террасу.
– Ты ведешь себя, как леопард, посаженный в клетку, – заметил Генри. – Садись и расскажи мне, какую же семейную традицию ты поддержал. Наверное, это означает, что ты сказал нечто такое, что лучше было не говорить.
Неожиданно мягкий тон Генри поразил Ника. Резко обернувшись, Ник взглянул ему в лицо.
Генри печально улыбнулся.
– Видел бы ты сейчас свое лицо, – сказал он. – Неужели ты действительно считаешь, что я никогда не думаю о том, что было сказано когда-то между нами троими, включая твою мать? Что я не жалею о каждом сказанном тогда слове?
Ник почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Повернувшись спиной к Генри, он залпом осушил стакан. Неожиданно Ник снова почувствовал себя ребенком, маленьким мальчиком, который не понимает, почему его наказал отец. Юношей, который не понимает, почему весь мир, в котором он жил, вдруг разрушился у него на глазах.
Ник быстро заморгал, у него защипало глаза. Он откашлялся.
– Послушай, я пришел сюда не для того, чтобы ворошить эту историю.
– Так зачем же ты пришел?
Хороший вопрос. Нику очень хотелось бы иметь на него ответ.
– Ты по-прежнему встречаешься с Эрнестиной Уинфилд?
В возгласе, который издал Генри, Нику послышалось отчаяние.
– Время от времени, – сказал он. – Но тебе нечего беспокоиться на этот счет. Мы просто друзья.
Когда Ник ничего не сказал в ответ, Генри снова спросил:
– Так зачем ты пришел?
– Я… я и сам не знаю точно. – Ник снова начал ходить по комнате.
– Видишь ли, Ник, существуют отношения и привязанности, с которыми никак нельзя порвать.
Ник допил остатки виски с содовой.
– Что ты хочешь этим сказать?
Ник видел отражение Генри в двери, ведущей на террасу. Он видел, как Генри поднялся и снова направился к бару.
– Мы с тобой похожи гораздо больше, чем нам кажется. По крайней мере ты такой же упрямый, как и я.
– То есть? – Ник тоже направился к бару, чтобы снова наполнить стакан.
– Хм. Посмотри на себя. Сейчас ты хорохоришься, потому что слишком горд и упрям, чтобы признаться, что что-то в твоей жизни не так. Вот что я скажу тебе, Ник: инфаркт, который я перенес, открыл мне глаза. Заставил меня понять, как мало времени отпущено каждому из нас. И теперь я могу признать многое, чего никогда не признал бы раньше, многое такое, что тебе не хотелось бы услышать. А ты вот никак не можешь признаться, что у тебя проблемы с Сэмми.
Ник посмотрел, как Генри кладет лед себе в стакан, и снова подумал, что ему, пожалуй, не стоит пить.
– Когда ты был маленьким…
– Еще одна старая история, – прервал его Ник.
– Ты приходил со своими проблемами ко мне, – продолжал Генри, не обращая внимания на слова Ника. Он снова печально улыбнулся. – Не со всеми проблемами. Даже будучи ребенком, ты неплохо умел сам решать свои проблемы. Но если ты сталкивался с чем-то, с чем не мог справиться, ты всегда приходил с этим ко мне. И говорил, что я могу исправить любые неприятности.
– Да, правда. – Ник налил виски и добавил содовой.
– Сегодняшнюю ситуацию я понимаю так. – Генри тоже добавил содовой к налитому в стакан бурбону. – Впервые за много лет ты столкнулся с чем-то, с чем не можешь справиться сам. И сработала старая привычка – ты пришел ко мне.