Притворилась мачеха опять больной. Посылает падчерицу в лес:
— Принеси мне, доченька, щепочку от драконьего дерева. Иначе не видать тебе братика или сестрички.
Испугалась дева: хоть и недобро мачеха с ней обращалась, да дитя невинное в утробе жалко. Пошла она вновь в лес. Твари ее не трогают, расступаются, деревья к ее ногам склоняются, светлячки путь указывают. Поздней ночью добрела дева до драконьего дерева. Давным-давно жили драконы, а деревья до сих пор магию хранят. Хотела девушка отломить от ствола щепочку, да не поднялась у нее рука. Подобрала она с земли веточку, ветром сломленную, и отнесла домой. Разъярилась в душе мачеха, когда увидела падчерицу живой и здоровой. А с виду даже в лице не изменилась, поблагодарила девушку и отвар приготовила. Да только отвар ей тот ни к чему. Прошел еще один день, телега с лесорубами вот-вот прибудет из лесу, мачеха бесится, новые козни обдумывает. Притворилась она умирающей и сказала падчерице:
— Принеси мне, доченька, ор-пудар, порошок золотой. Только он мне и поможет.
Сложное дело, а выбора нет – пошла дева в лес. Пришла к Нию и говорит:
— Добрый Хозяин, не для себя прошу, а для дитя невинного. Дай мне щепотку ор-пудара, только он моей матушке поможет.
Долго смеялся Ний, а потом сказал:
— Хорошая ты девушка, но наивная. Вот тебе ор-пудар. Правду ты говоришь, лишь он твоей мачехе поможет. Да только не обессудь потом. Послушай, что сделать надобно.
Взяла дева ор-пудар, вернулась домой, сделала, как советовал Ний – обсыпала им мачеху с головы до ног. А злая женщина тут же морок свой потеряла и предстала перед девушкой в истинном обличии: старой, черной колдуньи. А тут как раз отец семейства домой заявился. Как увидел свою женушку сухой да страшной, так на землю и повалился без чувств. Совсем рассвирепела тогда колдунья, погналась за падчерицей. Бежит дева и думает:
— Дура я дура наивная. Если жива останусь, сама отцу жену подыщу.
Забежали девушка и колдунья в лес. А черных искр вокруг колдуньи столько, что лесные твари по кустам разбегаются – боятся. Подбежала дева к дубу эльфийскому, под которым щепочку подбирала. Попросила:
— Приюти меня под ветвями своими.
Отвечает дуб:
— Отчего же не приютить. Ты меня ничем не обидела. Полезай под ветви.
Спряталась дева под ветви. А мачеха вокруг бегает, колдует. Начала с дуба листва облетать, девы убежище обнажать. Пришлось той из-под ветвей выскочить и дальше побежать. Погналась за ней мачеха, но не так уж резво – пока вокруг дуба колдовала, часть черных искр подрастеряла. Подбежала дева к драконьему дереву, попросила:
— Приюти меня в дупле своем.
Отвечает дерево:
— Отчего же не приютить. Ты меня ничем не обидела. Полезай в дупло.
Спряталась дева в дупло. А мачеха вокруг бегает, колдует. Начала с драконьего дерева кора облетать, девы убежище обнажать. Пришлось той из дупла выскочить и дальше побежать. Погналась за ней мачеха, но не так уже резво – пока вокруг дерева колдовала, часть черных искр подрастеряла.
Прибежала дева к Нию, просит у того убежища. А тот стоит, держит за руку молодого юношу, красавца писаного, и говорит:
—… какого ты, дура, абымжа от мачехи бегала, если на тебя магия вообще не действует? — лениво проговорил Ниш, переворачиваясь с бока на спину и тряся затекшей рукой, которой подпирал могучий подбородок.
— Сам ты дурак! — чуть не плача воскликнула Лим. — Такой момент испортил! Дай Букашке закончить!
— Да ладно, — миролюбиво протянул тролль. — Все ж и так понятно.
— Букашка, не слушай его, говори!
— … держит за руку красавца писаного, — продолжил буккан, ничуть не обидевшись, что его перебили, и явно радуясь повышенному вниманию, — и говорит: «Вот тебе, дева храбрая, жених охотник. Будете с ним жить да свидетельствовать». А мачеху нечисть на куски разорвала, потому как магия у нее закончилась. Вышла дева замуж за охотника и стали они жить-поживать, по лесам ходить, черных искр не бояться. И отцу своему девушка невесту подыскала, хорошую девушку ней-маган. Вот и сказке конец, а кто слушал, дайте бедному Баольбину чего-нибудь пожевать.
— Сыр будешь? — спросила я, прикинув, чем бы по-быстрому накормить «сказочника».
— Сыр и мяско, — жалобно протянул жабеныш. — Баольбин утомился.
Я со вздохом встала, на ходу выдернула некрасиво торчащую из бахромы Букашкиного «комбезика» зеленую нитку.
— Это получается, — крикнула я, роясь в коробе с едой, — девица была магически инертна?
— Получается, — откликнулся Эгенд. — С одной стороны, магия тебе никакого вреда не нанесет, а с другой, ни боевого Плетения сплести, ни вон, скажем, продукты от порчи сберечь. Не могу себе представить, как можно жить без магии.