— Тут стой, — селянин, оглядевшись по сторонам, поскрёб клочковатую бороду. Кажется, он уже не так уверен в себе. Кажется, легко не отделаться.
Ира прижалась лопатками к смолистому еловому стволу. Так не подберутся со спины; этой полезной мелочи научил её Ярослав. Нужно во что бы то ни стало дотянуться до амулета, как только одноглазый отвернётся… А он, как назло, всё пялится на неё, словно в точности знает, откуда ждать подвоха. Может, он — лихо? Как Тихон, только… недоброе?
Шевельнулись еловые лапы. Сюда мало проникало дневного света; Ира сперва поняла лишь, что явился кто-то ещё. Кто-то длинный и нескладный.
— Здрав будь, Митар, — совсем другим тоном выпалил одноглазый, подобострастно щеря мелкие зубы. — Ить привёл. Как говорено было. Ты гляди: всё руки к горлу тянет, как бы чего не вышло…
— Вот ты и пригляди, — нелегал Кузнецов, он же Митар по-здешнему, мрачно ухмыльнулся и остановился в паре шагов напротив Иры. — Ну, красавица, здравствуй. Больно шустра, не угонишься за тобой…
Вдох. Выдох. Перед этим обиженным жизнью типом почему-то совсем не страшно. Может быть, потому, что Ира помнила, как он нелепо горбился на неудобном стуле в комнате для допросов и тщетно пытался дерзить Зарецкому. Кузнецов ничего ей не сделает. На диаграмме у него — жалкая капелька, едва заметная в перекрестье осей…
— Не боитесь магконтроля, Дмитрий? — тихо спросила Ира. Селянин отступил на полшага и поспешно начертил в воздухе обережный знак. — Вам один раз уже давали поблажку.
Ухмылка на длинном лице сделалась шире и свирепее.
— Кто кому поблажки давать будет, — угрожающе произнёс Кузнецов. На поясе у него висели ножны, подлиннее, чем для ножа. Не убьёт; не посмеет. — Что ж ты его не зовёшь, а? Заступничка своего? По имечку-то, небось, услышит…
Услышит. Как тогда, в подвале; она и не поняла, и не задумывалась вовсе, как Зарецкий её нашёл там, посреди густого морока. Ира упрямо сжала губы. Кузнецов не зря её подзуживает; должен быть подвох, ловушка…
— Ты, Митар, того — не тяни, — угрюмо посоветовал селянин. — Не то как чего выкинет… Я их племя дурное знаю…
— Ничего она не выкинет. Не умеет, — Кузнецов угрожающе тронул рукоять ножа, неторопливо шагнул ближе. — Ну что, красавица, звать станешь али нет?
— Не подходите ко мне! — выкрикнула Ира ему в лицо, вжимаясь спиной в колючую кору. За шиворот ей посыпались с потревоженных ветвей мелкие липкие хвоинки. — Вы меня не тронете, ясно? Не тронете!
Кузнецов озадаченно замер, будто напоровшись на невидимую преграду. Вдох. Выдох. Селянин недоумённо таращит единственный глаз. Ира раньше всех поняла, что случилось. Может, она ничего и не умеет, но тут, оказывается, и уметь-то нечего!
— Отойдите, — твёрдо велела она. Кузнецов с дурацким выражением лица качнулся назад, отступил на несколько шагов. — И стойте так. Не шевелитесь. И вы тоже…
Ира вперила взгляд в лицо селянина, растерянное и — неужели испуганное? Он неуклюже пятился, то и дело спотыкаясь на корнях, знаками призывая на защиту выдуманных богов. Жаль его. Чёрт знает, почему; этот тип заманил Иру в западню и заставил пережить не один десяток малоприятных минут…
— Вы… не станете… — она замялась, пытаясь подобрать слова. Как заставить полуграмотного местного оставить её в покое? Неумолимо убегали секунды; чары действуют или уже нет? — Вы не станете…
— Станете, — лениво протянул знакомый голос. Ира вздрогнула и обернулась, уже зная, кого увидит. — Митар, можешь её не слушаться. Весьма жестоко, барышня. Разве можно вот так устраивать людям полный паралич? Кто ваш наставник?
На неё обрушились разом две страшные мысли, одна другой хуже: Георгий Иванович явился за ней лично — и она только что едва не убила Кузнецова. Нелегал привалился к ближайшему дереву и отчаянно хватал ртом воздух; ему только что вновь разрешили дышать. Старый волхв не спеша, почти равнодушно прошёл мимо Иры, небрежно тронул виски заходящегося беззвучными слезами подручного. Жест вышел знакомым и при этом каким-то обезображенным, словно в складную мелодию кто-то вбросил горсть лишних колючих нот. Кузнецов разогнулся, задышал ровнее, взглянул на Иру с неприкрытой ненавистью.
Её словно калёным железом ожгло: бежать! Против опытного волхва она ничего не сделает — значит, надо рвать когти, пока он занят незадачливым подручным. Реветь и каяться можно будет потом. Пара крохотных шажков в сторону — не может же этот тип видеть спиной! — и прочь со всех ног, всё равно, куда…
Земля предательски выскользнула из-под ног, и Ира ткнулась носом в пахнущую сыростью палую хвою. Вызывающе искристая, похожая на светящуюся золотую проволоку ловчая сеть плотно спеленала её по рукам и ногам — как нежить какую-нибудь! Подбородком она чувствовала жёсткое прохладное серебро цепочки; амулет выскользнул из-под воротника и лежал прямо перед глазами, совершенно бесполезный. Позади в ужасе захрипел кто-то невидимый.
— Крамолец… Как есть крамолец… Я вас, тварей, в Летице…
— Не был ты в Летице, — холодно бросил Георгий Иванович. — Там был я. Забудь обо всём и спи.
Глухой звук упавшего тела — и тишина. Ира до боли закусила губу. Да что же они все творят! Разве можно вот так запросто пользоваться людьми?! Тугие, осязаемые магические путы не желали ослабевать, как бы она ни дёргалась; теперь действительно только звать на помощь… У Кузнецова есть нож и наверняка нет никаких запрещающих клятв, он не станет жалеть заведомого врага…
— Я не услышал, — голос Георгия Ивановича зазвучал ближе; похоже, жизнь Кузнецова уже вне опасности, и пришло время заняться пленницей. — Кто ваш наставник? Кто вам позволил пользоваться даром, не привив малейшего представления об ответственности?
Ира повернула голову, сколько позволила сеть. Увидела только бездыханное тело одноглазого селянина; волхв стоял вне поля её зрения. У магов способности к старости постепенно выцветают, а здесь как? Какие шансы у Ярослава против этой парочки?.. Пустая глазница укоризненно вперилась ей в лицо мёртвым взглядом. Точь-в-точь как у лиха…
— Тихон! — голос почти сорвался — как будто от громкости что-то зависело. Это должно сработать! Пожалуйста, пусть сработает; он ведь был при жизни… Должен был быть… — Тихон, помоги! Тихо-о-он!
Она ещё кричала, а тяжёлые чары, не разбирающие своих и чужих, уже сдавили рёбра, мешая дышать. В воздухе рассыпался негромкий сухой смех, будто кто-то встряхнул жестяную банку с гречкой. На глаза навернулись горячие слёзы — не то от боли, не то от радости. Глухо выругался Георгий Иванович; наверное, лихо ему не по зубам!
— Митар, вон, — гаркнул волхв. Угрожающе загудело пламя.
— Ох-ох-ох, — Тихон насмешливо закудахтал, ничуть не напуганный. Его голос слышался отовсюду сразу. — Кто ж тут? Не Ергол ли из Тайрады… или откуда нынче? Сладко, небось, живётся на чужой на сторонушке, а-а-а?
Собрав остатки сил, Ира перекатилась на спину. Увидела удирающего в чащу Кузнецова; он бежал как-то странно, припадая то на одну, то на другую ногу. То ли Тихон забавлялся, то ли её, Ирины, чары не прошли даром. Седовласый волхв стоял, выпрямившись во весь свой немалый рост; над широкими ладонями полыхал огонь, похожий на солнечный свет.
— А я знавал кой-кого, кто б с тебя спросил должок, — вкрадчиво пропел ветер. Лихо кружило меж деревьев, не связывая себя человеческим обликом. — Ежли б дожил. Слыхал, мабудь, как его отыскали в глуши-то?
Волхв не отвечал. Он был бледен; Ира готова была поклясться, что напугало его отнюдь не присутствие лиха. Длинный узкий язык пламени вытянулся в воздухе — наудачу, без надежды достигнуть цели. Невидимый Тихон язвительно захихикал, а в следующий миг мир вокруг рассыпался стеклянным звоном в ушах. Ира судорожно втянула носом острый, как лезвие, воздух и не услышала собственного дыхания. В кромешной тьме было больно и холодно, и ничего больше. Ни света, ни звука, ни времени.
— Девонька… Девонька, ну что ж ты…
Скрипучий голос говорил непривычно мягко. Ира повернула голову на звук, открыла и закрыла глаза, ещё раз, ещё — ничего не менялось. Только тишины, кажется, убавилось; вернулись случайные лесные шорохи. И голос Тихона.