— Это точно, — Ира поёрзала на грубо отёсанном бревне. Чем дальше, тем больше её пугала перспектива встречи с управскими церберами. — Слушай, а как… как ты сюда попал впервые? Это же всё должно быть страшно засекречено…
— Ну ещё бы, — насмешливо хмыкнул Зарецкий. — Если нельзя, но очень хочется, то можно.
— В смысле?
— В смысле, мы вне правового поля, — скучным голосом пояснил Ярослав. Его слова странно сочетались с огненными отсветами и далёкой крякающей музыкой. — Те, кто составлял классификаторы и своды, не знали о такой… вариации магического дара. По букве закона обвинять нас не в чем, — он отставил в сторону пустую кружку и лениво потянулся. Не так уж неправа была Анька, когда назвала его красавчиком… — Не бери в голову. Никто тебя не тронет, если глупостей делать не будешь.
— Я только их и делаю, — понуро вздохнула Ира. — Глупости. Это прямо моё.
— Все время от времени творят ерунду, — великодушно заметил Ярослав.
— Да? — она бросила на него угрюмый взгляд исподлобья. Издевается, что ли? — Я вот в разлом сдуру влезла. Есть чем крыть?
— Может, и есть, — Зарецкий невесело усмехнулся. — Я как-то аварию на трассе устроил. Гнался по зиме за таким же идиотом. Ему повезло, мне — нет. И ещё паре водителей заодно.
— Всё кончилось хорошо? — осторожно спросила Ира.
— Если в том смысле, что все выжили, то да. Гонщик в добром здравии, пожизненное отбывает. По другому поводу, само собой.
— По какому?
— Долгая история, — отмахнулся Ярослав и строго на неё воззрился. Ира сообразила, что опять безотчётно обнимает себя за плечи, пытаясь согреться. — Расскажу, когда ты научишься словами говорить, что тебе холодно. Пошли в дом.
— Я не замёрзла! — запротестовала Ира. — Ну, если только чуть-чуть… Я ещё хочу тут посидеть!
— А завтра будешь душераздирающе зевать всю дорогу, — безжалостно заявил Зарецкий и поднялся. Ира нехотя последовала его примеру. — Ты укрепляющее пила сегодня?
— Угу, — она сердито покосилась на оставленную на бревне кружку и, не удержавшись, прибавила: — И зелье тоже пила.
Ярослав закатил глаза, красноречиво демонстрируя всё, что думает о подобных шуточках. Его ладонь без церемоний легла ей на плечо, щедро делясь теплом и не позволяя вывернуться и удрать. Не то чтобы очень хотелось. Что тут делать одной? Опять идти к кострам искать приключений на свою задницу? Мимо промчались, пьяно и громко хихикая, разгорячённые танцем парень с девушкой; через десяток-другой шагов девица картинно споткнулась, и оба скрылись в высокой траве. Ира отвернулась, чувствуя, как к щекам приливает кровь; почему-то стало стыдно чёрт пойми за что.
Дом встретил их безмолвием и темнотой. Ярослав зажёг над ладонью бледное пламя, мигом осветившее тесный закуток вместе с приставной лестницей и открытым лазом на верхний этаж, и держал его горящим, пока Ира, путаясь в полах рубашки, не взобралась по отполированным бесчисленными прикосновениями перекладинам. Сам Зарецкий превосходно обошёлся без света. Под низкой покатой крышей ему приходилось слегка сутулиться.
— Снадобье перед сном выпей, — негромко сказал Ярослав. В пахнущей деревом и сухими травами тесноте Ира почти чувствовала его тёплое дыхание.
— Так и сделаю, — покладисто пообещала она, дёргая тугую дверь. Дерево оглушительно шаркнуло о дерево; створка немного рассохлась и каждый раз заедала. — Спокойной ночи.
Ярослав устало вздохнул.
— Это тебе спокойной ночи. Зови, если что.
Она закрыла за собой дверь и поморгала, привыкая к серебряному свету, сочившемуся в щель между ставнями. Ополоснула руки в остывшей за день воде, допила остатки снадобья. Стянула с себя одежду, пропахшую дымом, потом и древесной смолой. Может быть, удастся выстирать в каком-нибудь ручье по дороге. Может быть, уже и не понадобится. Набитая слежавшимся пухом перина — такая себе замена пружинному матрасу, но и ни в какое сравнение не идёт с расстеленным на голой земле плащом. Что ж должно было случиться с избалованной уютом и спокойствием горожанкой, чтобы она начала по достоинству ценить то, чего прежде вовсе не замечала? Неужели нельзя было разуть глаза как-то по-другому, в щадящем режиме?
Тихий шорох за стеной заставил Иру затаить дыхание. Зарецкий был беспроблемным соседом: не шумел, не жёг лучин, уходил до Ириного пробуждения, возвращался позже её отхода ко сну — никак не заявлял о своём присутствии. Сейчас из-за шуршащей сухой набивкой перины она точно знала, что он здесь, совсем рядом, и что он тоже не спит.
Утро наступило как-то вдруг. От окна через весь закуток тянулась золотая солнечная полоса. Ира с недовольным ворчанием сползла с постели и потянулась к бадейке с водой. Почему никто её не разбудил? Хозяева сами до сих пор дрыхнут после бурного празднества? Во дворе, судя по долетающим оттуда звукам, кто-то возится, но это вполне могут быть работники, которых никто не освобождал от трудов. Путаясь в тесёмках, Ира влезла в свежую рубашку, набросила сверху шерстяную накидку, всё ещё пахнущую дымом. На подоле виднелась присохшая капелька смолы.
Вместо кошмаров снился какой-то сумбур, оставивший в голове полнейшую неразбериху. Ира никак не могла вспомнить, что такое ей привиделось, да и не очень-то хотела. На память ей осталось лишь подспудное, ищущее беспокойство, из-за которого хотелось немедленно куда-нибудь бежать и что-нибудь делать. Высунув нос из комнаты, она прищурилась от заливавшего тесный проход яркого света; соседняя дверь была открыта настежь, сквозь неё и били безжалостные солнечные лучи. Ира, набравшись смелости, заглянула через порог. В крохотной комнатушке, как две капли воды похожей на её собственное обиталище, никого не было. Торчала в чугунных когтях светца нетронутая щепка, нежилась в лучах солнца брошенная на пол перина, на расписном ларе лежали стопкой аккуратно сложенные простыни. Дорожная сумка, туго набитая и накрепко завязанная, притулилась у самой двери. Стало досадно. Мог бы и разбудить её перед уходом. Хотя с чего бы ему?
Ира вернулась в собственную каморку. Надо тоже прибраться, сложить свои немногочисленные вещи — в основном сменную одежду — и идти вниз. Ждать. До чего дурное занятие… Она тщательно ополоснула плошку из-под снадобья и выставила за дверь бадью с водой, чтобы не забыть вынести. Может быть, хозяйка повелит затопить баню, чтобы отмыть после праздничка наплясавшихся дочек — и дорогую гостью заодно, что уж там. Впредь снова предстоит купаться в прохладных лесных озёрах или мутноватых от песка и ила неторопливых равнинных реках; неплохо было бы напоследок отмокнуть в горячей душистой воде…
Ждана не спала. Она в одиночестве суетилась у печи, в которой теплился затухающий жар; Младанова жена успела уже приготовить утреннюю трапезу и теперь проворно убирала в полукруглое тёмное жерло чугунки с остатками еды. Завидев на пороге гостью, она отложила ухват и потянулась за чистой тарелкой.
— Здравствуй, — приветливо сказала хозяйка. — Ты садись, садись. Девки-то ещё спят мои.
Ира послушно уселась за массивный дубовый стол. За окошком взволнованно гоготали гуси; расторопная работница гоняла их хворостиной. Сколько времени? Полдень ещё не миновал, иначе солнце уже не заглядывало бы в комнату. Ждана поставила перед Ирой плошку с кашей, щедро сдобренной маслом, отёрла руки о передник.
— Что-то смурная ты, — без обиняков заявила хозяйка.
Ира встрепенулась, натянула на лицо улыбку.
— Нет, всё хорошо. А мужчины давно ушли?
— Да вот, почитай, только проводила, — Ждана кивнула на свежевымытую кухонную утварь.
Досадно: выходит, проснись Ира чуть пораньше, не разминулась бы с Зарецким. Хотя какая, в сущности, разница? С собой её бы всё равно не взяли. Схватившись за ложку, Ира вмешала в кашу солнечно-жёлтое растаявшее масло. Дорогое, между прочим, угощение…
— Пижмы тебе заварить, что ли? — вдруг предложила старостина жена. На гостью она смотрела как-то жалостливо.
Ира насторожилась. Опять какие-то местные заморочки? А отказаться будет вежливо?
— Зачем?
Ждана выразительно выгнула светлые брови.