— Внученька, что с тобой? — спросила бабушка ласково и тревожно.
— Всё хорошо, ба, — стараясь совладать с голосом, отозвалась Ира. — Я жива-здорова. Извини, что заставила волноваться…
Она мельком глянула в угол чужого монитора. Четвёртое июля. Здесь прошла всего лишь неделя. За это время, наверное, никто и почесаться не успел…
— Вы… вы маме не говорили? — осторожно спросила Ира. — Ну… что меня нет…
— Не говорили, Иринушка, — вздохнула бабушка. — Решили — зачем волновать…
Она лукавила. Были ещё причины, наверняка связанные с чьими-нибудь распоряжениями. Иначе бабушка непременно привлекла бы к делу дочь с её московскими знакомствами… Что ж, как бы то ни было, мама ничего не знает и спокойно досматривает десятый сон. Вот и прекрасно. Вот и хорошо…
— Ну всё, ба, а то я с чужого звоню, — наигранно весело сказала Ира. — Оле передавай привет.
— Конечно, внученька, конечно. Ты держись, духом не падай…
Телефон коротко пискнул и замолк. В навалившейся тишине стрелки часов щёлкали оглушительно и безжалостно. В крохотной комнатушке провинциального участкового пункта магбезопасности уютно горела жёлтым светом потолочная лампа, за окном понемногу оживал незнакомый городок. Вернулась лейтенантша с ворохом казённой одежды; пришлось примерять слишком большие в талии штаны, снимать с куртки Тамарины нашивки и знаки отличия, рассыпаться в неискренних благодарностях. Из блёклого отражения в оконном стекле на Иру взглянула безмерно уставшая благообразная дачница, может быть, с полицейским прошлым, но абсолютно точно никак не связанная ни с какими страшными тайнами.
Всё осталось позади.
LXIV. Начистоту
— В сто двенадцатую. У тебя пятнадцать минут.
Мишка недоумённо воззрился на погасший экран телефона. Ещё даже не успел сработать будильник. До начала рабочего дня три часа, какая, к чертям, сто двенадцатая? До Управы ехать по пробкам леший знает сколько… Старов сполз с дивана и выругал себя за тугодумство. Маг он, в конце концов, или где?
В спешке он всё-таки промахнулся и вместо коридора безопасников очутился в тёмном вестибюле. На ходу приглаживая волосы, расчесать которые времени уже не было, Мишка бегом рванул к сто двенадцатой и едва не налетел на шефа, торопливо шагающего по коридору в том же направлении. Верховский, в отличие от встрёпанного подчинённого, выглядел идеально, от лаково блестящих ботинок до зажима на галстуке.
— Доброе утро, — мрачно сказал начальник, неодобрительно оглядывая Мишку. — Заправь рубашку, будь добр.
Старов, воровато оглядевшись, последовал совету.
— Что опять случилось?
— Евгений Валерьевич пообещал содержательный разговор, — туманно отозвался шеф и сверился с часами. — Я думаю, он уже там. Пойдём, нехорошо заставлять людей ждать.
Викентьев действительно обретался на том же месте, что и вчера, в компании того же нервного протоколиста. Выглядел он бодрым и довольным, хоть и заметно взволнованным. Безопасник поднялся навстречу Верховскому, сердечно пожал протянутую начальником руку, затем крепко встряхнул и Мишкину ладонь.
— Александр Михайлович, Миша, добрый день, — Викентьев вежливо сверкнул зубами. — Похоже, мы сегодня весь день проведём бок о бок.
— Надеюсь, что нет. У меня ещё есть несколько важных дел, — холодно улыбнулся Верховский. — Небольшую вводную, будьте любезны.
— Я, честно говоря, хотел вас попросить о том же самом, — Викентьев нехорошо сощурился. — Сегодня трудный день, не будем терять времени. Дайте сигнал.
Протоколист подскочил на месте, точно ужаленный, схватился за рацию и буркнул что-то командное. Мишка выдвинул из-под стола ближайший стул и уселся подальше от Викентьева. За последние дни безопасник ему осточертел.
— Александр Михайлович, заметьте, пожалуйста, что я действую строго в рамках закона, — зачем-то сказал Викентьев.
— Как и всегда, Евгений Валерьевич.
Электрозамки зажужжали, выпуская из захвата тяжёлую дверь, и Мишке показалось, что он не вполне продрал глаза в ранний утренний час. Зарецкий по-хозяйски шагнул в комнату, не дожидаясь понуканий, сам уселся напротив Викентьева, положил руки на стол. Серебро наручников издевательски сверкнуло в холодном свете люминесцентных ламп. Безопасник завёл протокольную шарманку; двое конвоиров в полном боевом облачении замерли по обе стороны от двери. Мишка, как дурак, изумлённо пялился на коллегу. Ярослав выглядел осунувшимся и каким-то запущенным: всегда аккуратная бородка превратилась в сплошную тёмную поросль, лицо казалось обветренным, как после долгого и трудного похода. Неизменным остался бесстрастный взгляд и изрядно подбешивающее Викентьева спокойствие.
— Назовите ваше имя, — выплюнул безопасник. Он, похоже, находил спасение от абсурдности происходящего в незыблемом порядке протоколов.
Зарецкий откинулся на спинку стула и склонил голову к плечу. Если бы не наручники, не понять, кто кого допрашивает.
— Моё досье вам доступно, — насмешливо сказал Ярослав.
Лицо у Викентьева пошло багровыми пятнами.
— Не нарушайте протокол! — тявкнул он зло и как-то глупо. Но раз уж сел на бюрократическую лошадку, придётся ехать до конца; безопасник перевёл дух и напористо повторил: — Имя, род способностей, категория!
— Зарецкий Ярослав Владимирович, — снисходительно бросил коллега, разглядывая Викентьева, как какую-нибудь редкую нежить. Неопасную. — Волхв. Не категоризируется.
Викентьев хищно улыбнулся и демонстративно кивнул протоколисту.
— Александр Михайлович, мы вышлем вам копию записи беседы, — ни к селу ни к городу пообещал безопасник. Должно быть, считал, что шеф полностью деморализован.
— Сомневаюсь, — вдруг сказал Зарецкий. Он тоже смотрел на усердно перебирающего клавиши протоколиста. — Александр Михайлович, позволите?
— Да, разумеется, — ответил шеф быстрее, чем Викентьев успел открыть рот, а Мишка — сообразить, что к чему.
— Майор, — отрывисто позвал Ярослав, глядя на протоколиста. Тот настороженно вскинул голову; выглядел безопасник совсем неважно. Не спал, что ли, сутки? — Можете больше не выполнять данные вам указания, какими бы они ни были.
— Что вы себе… — начал было Викентьев и заткнулся на полуслове.
Протоколист шумно выдохнул, поднёс к лицу дрожащие ладони. Мишка запоздало сощурился и успел увидеть, как тают остатки ментальных чар.
— Говорите, пока не сработала присяга, — посоветовал Зарецкий.
Майор заговорил. Жадно хватая ртом воздух, будто после нырка на большую глубину, он уверял начальника, что ни в чём не виноват и его заставили. Шерстить выборки для ежегодных исследований в поисках особых признаков. Передать с рук на руки Тришиной беглого нелегала. Подменить приказ об уничтожении опасной нежити. Проделать дыру в защитных чарах вивария… Викентьев мрачно слушал подчинённого. Его легко понять: доверенный протоколист, не в последнем звании, наверняка с высоким уровнем допуска — и тут вдруг такое!
— Я был вынужден, — задыхаясь, выдавил майор, просительно глядя на начальника. — Это… угроза… жизни… Я бы никогда не нарушил… Я не знал, зачем я это всё делаю!
— Это, скорее всего, правда, — негромко сказал Ярослав. — Вам не в чем винить коллегу. Без должной подготовки противостоять ментальной магии почти невозможно.
— Это… это не входит в рамки… рассматриваемого дела, — выдавил Викентьев. — Мы… мы проведём служебное расследование. Барков, уведите, пожалуйста… коллегу…
Поднялась мрачная суета. Пока выводили протоколиста, никто не проронил ни слова; Викентьев нерешительно подвинул к себе осиротевший ноутбук. Мишка позволил себе перевести дух, только когда дверь вновь закрылась.
— Он вчера был на допросе, — припомнил Старов. — Всё слышал.
— В таком случае нам придётся работать в более сложных условиях, — подхватил шеф. — Давайте по существу. Времени очень мало.
— Хорошо, — Зарецкий серьёзно кивнул. — Я начну, вы закончите. Евгений Валерьевич, я напоминаю, что принёс следственную присягу. Вам придётся мне верить.