— Пламя? — переспросила Ксюша. — Это что значит?
— Не знаю… Нет, подожди, — испуганно сказала Ира, заметив, как домовой удручённо качает головой. — Подожди… Я… Сейчас…
Сколько у неё попыток? Может, и много, но драгоценное время утекает сквозь пальцы. Что могла загадать домовому давно оставившая этот мир женщина? Кто она была, чем дышала, как мыслила? В поисках подсказки Ира отчаянно оглядела просторную прихожую. Здесь, как и раньше, царил идеальный порядок, наверняка установленный прежней хозяйкой квартиры. Чистая, как в больнице, плитка под светлый мрамор. Кремового цвета обои с ненавязчивым узором. Абстрактные картины на стенах — кажется, в прошлый раз их было больше. Сквозь приоткрытую дверь в гостиную виднеется набитый книгами шкаф. Наверное, неведомая Свешникова ценила красоту и была тем ещё книжным червём. А может, и нет. Какая разница?
К чему тут пламя? Может, Прохору надо продемонстрировать умение зажигать призрачный золотой огонь?.. Нет, он совершенно однозначно выразился: нужны верные слова. Но в догадке есть смысл: фраза-ответ должна отличать своих от чужих. Ярослав её знает, это ведь ему наставница оставляла лазейку между законом и клятвами… Лазейку, о существовании которой он не имеет понятия. Иначе нашёл бы способ намекнуть, помог бы с ключом к разгадке, даже если данный когда-то обет запрещает говорить напрямую…
— Пламя, — пробормотала Ира себе под нос, надеясь, что это поможет соображать быстрее. — Пламя, пламя, пламя…
Леший побери, да это может быть что угодно! Текст какой-нибудь клятвы, строчка из книги, случайный набор слов… Нет, это слишком. Свешникова вряд ли имела целью измучить ученика головоломкой. Ответ должен быть для него простым, легко всплывающим в памяти; несколько слов, хорошо известных связанным общей тайной людям, отделяющих их от остального мира, несведущего, враждебного… Может быть, вовсе этому миру не принадлежащих…
— Пламя, — снова повторила Ира, осенённая смутной догадкой. Не то воспоминание, не то сновидение. Летят в ночное небо огненные искры, Тихон, вдохновенно запрокинув голову, торжественно произносит слова незнакомого, завораживающе певучего языка. Он же, Тихон, проницательно щурит единственный глаз: «Что ж теперь делать станешь?» — Пламя, в сердце моём горящее… Земною тропой пронесу и… и отдам его вечности…
Прохор — она глазам своим не поверила — просиял.
— Верно гостьюшка говорит! — он с неожиданной прытью метнулся куда-то в глубь квартиры, на ходу бормоча себе под нос: — Сейчас Прохор принесёт… Они искали, искали, всё вверх дном перевернули, а Прохор спрятал… Всё сберёг, всё схоронил…
— Это чего такое? — озадаченно спросила Оксана, опускаясь на притулившуюся у стены банкетку.
— Стихи, — Ира на миг прикрыла глаза ладонями и оперлась спиной о дверцу высокой тумбы. Сердце гулко ухало в груди; казалось, ей не загадку пришлось разгадывать, а таскать в подвал коробки с документацией. Пешком. — Наверное. Я дальше не знаю.
Тимофеева недоверчиво хмыкнула. Прохор шумно возился за одной из дверей, озаботившись плотно притворить её за собой; остальные были приоткрыты, сквозь проёмы в прихожую лился ласковый солнечный свет. В пустых просторных комнатах заблудилось безмолвное, почти физически ощутимое одиночество. Тот, кто придумал прозвание людям, лишённым двойника по другую сторону границы, вложил в него куда больше смысла, чем кажется на первый взгляд.
— Вот, — Прохор протиснулся обратно в прихожую; в лапах он бережно сжимал что-то маленькое и плоское. — Ох! Да что ж гостьюшка на полу-то сидит! Увидал бы хозяин — задал бы Прохору… Где ж такое видано?
— Всё в порядке, — Ира поспешно поднялась. — Я так сама захотела.
— Пусть гости сюда идут, — упрямо заявил домовой, проворно семеня к кухне. — Тут солнца много, всё хорошо видно. А покуда гостьюшка читать станет, Прохор чаю нальёт…
— Не надо чаю, — запротестовала Ира, однако домовой уже скрылся в дверном проёме.
Пришлось идти следом. Оксана разуваться не стала — наверное, готовилась в любой момент то ли удирать, то ли бросаться в бой. На пороге кухни она на миг застыла, огляделась, задумчиво щуря аккуратно подведённые глаза. Неужели ждала засады? Здесь?
Прохор, вытянув длинные лапы и пристав на цыпочки, положил заветную ношу на сверкающий чистотой стол и принялся возиться с чайником. Ира нетерпеливо взяла в руки небольшую записную книжку, заложенную где-то посередине резной металлической пластинкой. На разлинованной странице округлыми цифрами выведен был номер телефона; ниже тем же каллиграфическим почерком значилось: «Николай Вяземский». Другую сторону разворота занимали размашисто записанные строки: «Помни же, добрый мой друг: ни к чему почитать скоротечное, храбрую душу в дар приносить преходящему». Ира пролистала книжку: все остальные страницы были пусты.
— Вяземский, Вяземский, — задумчиво проговорила Ксюша, словно пробуя фамилию на вкус. — Важный какой-то мужик, из реестра высших категорий. Думаешь, не поменял номер с тех пор?
— Не знаю. Больше у нас всё равно ничего нет.
— Резонно, — согласилась Тимофеева. — Ладно, если не выгорит, дёрнем Макса, чтобы пробил этого деятеля по базе. Они же вроде ещё не уехали…
Она осеклась на полуслове и поспешно полезла за телефоном. Ира закусила губу. Куда они должны уехать? Зачем?
— Здравствуйте, — нагловато-казённым тоном сказала в трубку Оксана. — Офицер Тимофеева, отдел контроля. Николая Вяземского могу услышать?.. Прекрасно. Нам с коллегой нужно задать вам несколько вопросов… Нет, в ближайшее время. Где вы находитесь?.. Да, пожалуйста, освободите час. Это крайне важно… У вас есть полчаса, чтобы найти замену. Да, до встречи, спасибо за понимание.
— Ну что? — нетерпеливо спросила Ира, едва Тимофеева убрала телефон.
— Будет ждать, как миленький.
— Он чем-то занят, да?
— Работает. Говорит, пациентов сегодня много. Ничего, пусть коллеги подменят…
— Он врач?! — ахнула Ира. — Ксюш, это же жестоко! А вдруг кто-нибудь… Из-за нас…
— Ну, подруга, извини! — огрызнулась Тимофеева. — Выбирай, кто-нибудь вдруг или Зарецкий точно. И вообще, врачей много, а этот тип — один такой. Если хочешь, посиди тут, побереги нервы, я сама съезжу.
— Нет уж. Поедем вместе.
— Приятно иметь с тобой дело, — фыркнула Оксана. Едва не споткнувшись о домового, она отошла к окну, отодвинула занавеску и вдруг зло выругалась сквозь зубы. — Вот же…
Ира бросилась к ней и тоже выглянула в окно. Над свинцово-синей рекой ползли по набережной автомобили, сверкая на солнце цветными спинами. Один, глянцевито-чёрный, деловито отделился от потока, свернул во дворы и нагло затормозил прямо под знаком запрета остановки. Мужчина в невзрачной кожаной куртке выбрался из машины и, не скрываясь, быстро зашагал к подъезду.
— У тебя есть адекватный предлог здесь находиться? — хмуро спросила Тимофеева.
— Н-нет, конечно…
— Тогда пошли, — Ксюша нервно поджала губы. — Будем импровизировать по ходу дела.
LXVI. Добрый друг
Домашняя нежить пугливо прижала мохнатые уши и застряла посреди кухни с чашками в лапах. Ксюша без особых церемоний отодвинула домового с дороги и на всякий случай проверила удостоверение в заднем кармане джинсов. Нарываться на ссору с безопасниками именно сейчас — крайне паршивая идея, надо как-то решить дело миром… Будь Ксюша одна, шансы были бы серединка на половинку, но за спиной топталась напуганная до чертей Шаповалова, которой вообще положено сидеть дома и носа на улицу не показывать, пока всё не уляжется. Едва дождавшись, пока Ирка влезет в туфли, Ксюша решительно распахнула входную дверь и выскочила на площадку. Где-то внизу слышались торопливые шаги.
Как этот тип их нашёл? Неужто она, раззява, прошляпила натянутую внутри квартиры сигналку? В торговом центре соглядатаев было двое; наверное, разделились, потеряв из виду не в меру прытких подопечных. Стараясь ступать неслышно, Ксюша взбежала на пролёт выше, выглянула в окно. Потолки тут какой-то адской высоты; даже владей офицер Тимофеева пространственной магией, не рискнула бы спускать человека со здешнего шестого этажа.