— Али гостьюшка печалится? — перепугался Прохор. — Нехорошо чего? Хозяин обидел?
— Нет-нет, Проша, всё в порядке, — Ира с поддельным энтузиазмом взялась за вилку. Есть не хочется, а надо. — Ты… э-э-э… не беспокойся так.
— Ить как не беспокоиться-то! — домовой всплеснул лапами — точь-в-точь как Афонька, не уследивший за шаловливыми хозяйскими внучками. — Прохор, по чести, у гостьюшки прощеньица просить должен. Он-то думал, она как все, а она — вон какая!
— Спасибо, — пробормотала Ира в кружку с чаем. Кто такие «все», лучше, пожалуй, не уточнять. — Очень вкусно у тебя получается.
Домовой надулся от гордости. Хронометры на духовке и на микроволновой печи в унисон показывали девять утра; родители наверняка уже проснулись. Ира сделала безнадёжную попытку помыть за собой посуду; Прохора едва удар не хватил от такого кощунства, и гостья была без церемоний выставлена вон из кухни. Больше предлогов задерживаться не нашлось. Сунув телефон в сумку, Ира натянула на ноги кроссовки и сама себя отчитала за малодушие. То есть на полудниц кидаться с голыми руками и играть в догонялки с безопасниками — это пожалуйста, а с матерью поговорить — всё уже, пороху не хватает? Смех, да и только.
Впрочем, самый сложный экзамен — тот, который ещё не сдан.
LXIX. Здравый смысл
Стойкий запах кофе за семь лет насквозь пропитал кабинет вместе со всей мебелью, документами и даже, наверное, краской на стенах. Будущему преемнику придётся либо долго и с боем вытравливать отсюда кофейный дух, либо смириться и продолжить привычки Верховского. Сегодня впервые за последние недели утренняя доза терпкой горечи принесла подлинное удовольствие. Ещё в бытность свою рядовым безопасником он усвоил: дела могут идти либо терпимо, либо катастрофически плохо; сейчас из второй категории всё понемногу выруливало к первой.
— Как ты мог бы догадаться, — Верховский откинулся в кресле и праздно сцепил пальцы, — ничего, что однозначно указывало бы на подлинных зачинщиков, коллеги в «Восходе» не нашли. Наши друзья, спасибо их информатору поневоле, успели подготовиться и куда-то деть большую часть документов, в том числе те, о которых говорил Максим. Это значит, что две-три башки мы гидре, конечно, отрубили, но ещё штук шесть преспокойно продолжают шипеть и плеваться ядом. Хуже того, могут отрастить себе новое туловище и опять начать суетиться. На сей раз куда как более осмотрительно.
Зарецкий скептически нахмурился. Александр Михайлович опасался, что после вчерашних потрясений он вовсе не будет ничего соображать, однако парень неплохо справлялся. Верховский даже не стал отчитывать его за раздражающую привычку вертеть в руках какую-нибудь дребедень в процессе размышлений.
— Это будет сложнее, — заметил Ярослав, пропуская между пальцев посеребрённый «паркер». — Я чуть-чуть навёл шороху на другой стороне.
— Наслышан, — Верховский позволил себе уважительно хмыкнуть. — Будет время — опиши подробно и направь мне под грифом, подошьём к делу. Но надо вычищать гниль здесь, и чем быстрее — тем лучше.
— На примете есть кто-нибудь? — деловито спросил Зарецкий.
— Миша одно имя назвал, — подпустив в голос сомнения, ответил Александр Михайлович. — Депутат Митрофанов. Вы с ним как-то пересекались.
— Скорее всего, он — марионетка, — сходу определил Ярослав. — Ему сейчас тридцать с небольшим, организовать что-то серьёзное шестнадцать лет назад он вряд ли мог.
— Верно мыслишь, — кивнул Верховский. — На политическом горизонте он появился лет восемь тому назад и сделал с тех пор головокружительную карьеру.
— Кто-то его продвинул.
— Очевидное можно не озвучивать, — Александр Михайлович досадливо поморщился. — В деле «Цепи» Митрофанов, без сомнения, замазан, доказательствами пусть Старов занимается. Мне нужен его покровитель. Быстро. Пока круги по воде не успели далеко разойтись.
Зарецкий задумчиво оперся локтем о спинку стула, который подчинённые между собой именовали пыточным. Серебряный узор на чернильной ручке ловил солнечные блики.
— Есть документы по той конторе, что купила кусок земли с потенциальным разломом? — спросил Ярослав, склонив голову к плечу.
— Только то, что в свободном доступе, — сухо сказал Верховский. — Что-то мне подсказывает, что выйдем мы разве что на очередное подставное лицо.
— Можно поискать у этих подставных общие связи.
— Ты этим месяц будешь заниматься. Ещё варианты?
— Следственные архивы по тульскому…
— Забудь об этой макулатуре. У нас есть день, максимум — два. Делай, что хочешь, пользуйся своими талантами — я прикрою, но результат должен быть.
— Понял.
Сделает. Этот — сделает, хоть бы ему всю Управу пришлось перевернуть вверх дном. Что-то такое как раз и потребуется. Последняя точка в деле «Цепи» либо станет громкой и скандальной, либо не будет поставлена вовсе.
— Теперь о приятном, — Верховский мрачно усмехнулся и протянул подчинённому тонкую папку. — Вчера Викентьеву очень больно наступили на хвост. Он сам виноват, но и не ему одному застили взор карьерные перспективы. Отмываться теперь безопасности долго и упорно. Собственно, они уже начали. Здесь моральные компенсации и официальные покаянные письма. Я бы не хотел раздувать конфликт, так что буду очень признателен, если и ты, и Ирина извинения примете.
— Без претензий, — Ярослав мельком просмотрел бумаги и отложил папку на край стола.
— Замечательно, — Александр Михайлович поощрительно улыбнулся. — Думаю, что будут и ещё бонусы. Вы все отлично поработали. Буду откровенен — даже не ожидал.
— Но надеялись.
— С того самого момента, как сел в это кресло, — хмыкнул Верховский. — Надеялся, что однажды так будет. Но, признаться, в первые годы все мои начинания казались обречёнными. Ты должен помнить.
Зарецкий молча кивнул. Сколько времени прошло с тех пор, как они впервые сидели здесь вот так же — начальник и стажёр, один в ужасе от собственных промахов, второй потерянный и злой на себя и на весь мир? Верховский тогда нашёл в себе силы задвинуть куда подальше личную неприязнь и поверить двадцатилетнему мальчишке чуть больше, чем доставшимся ему вместе с отделом матёрым спецам. Не прогадал.
— Я был к тебе крайне несправедлив, — спокойно сказал Александр Михайлович. Зарецкий не изменился в лице — начальственная исповедь его не растрогала. Хорошо. — Не только во время стажировки, вообще. Всегда ждал от тебя больше, чем от других.
— Из-за наставницы, — уверенно предположил Ярослав.
Верховский кивнул.
— Да, из-за неё, разумеется. Ты чертовски на неё похож, знаешь? Не внешне, само собой. Манерой говорить и думать, жестами, суждениями. Я ещё на собеседовании заметил. Ни на миг не усомнился, что вы родственники.
— Сочту за комплимент, — Зарецкий осторожно усмехнулся.
— Сочти. Я всё понять не мог, какого лешего, — Верховский подпустил в голос ворчливого раздражения. — У меня потенциал был выше, а Лидия никогда не делала скидок на родственные связи. Но потенциал, очевидно, враньё, да и дело в другом.
— В необходимости. Я тогда не обошёлся бы без её помощи.
Александр Михайлович удовлетворённо кивнул. Либо подчинённый действительно так считает, либо раскусил манёвр и ловко подбирает правильные ответы. И то, и другое весьма неплохо.
— Очень мило с её стороны было оставить послание мне персонально, — заметил Верховский. Ярослав ничего не сказал. Судя по всему, насчёт биографии нынешнего начальника магконтроля наставница его не просвещала; он вёл бы себя иначе, начиная с собеседования и до сих пор. Пусть это остаётся как есть. — Ты знаком с Вяземским?
— Нет. Лично — нет, — уточнил Зарецкий. — Скорее всего, видел, но не запомнил.
— А вообще много людей знаешь из её круга?
— Почти никого. У меня нет никаких влиятельных связей, — Ярослав прохладно улыбнулся. — Давать поблажки было не в её духе.