В центре, на постаменте возвышался памятник Ленину с отломанной правой рукой, вокруг него была выложена плитка, заросшая травой. Перед городской площадью стояло двухэтажное кирпичное здание администрации с заколоченными окнами, справа – кинотеатр «Родина» с облезлой штукатуркой и сгнившей провалившейся крышей, а слева находился универсам «Советский», который выглядел также удручающе.
Под обширным металлическим козырьком магазина продуктовую машину ожидало небольшая толпа людей. Иванович развернулся, осторожно подъехал к крытому ржавыми металлическими листами навесу, остановился, бодро выскочил из машины и громко хлопнул дверью.
– А ну налетай, покупай, разбирай!
– Иваныч, а опиум для народа привёз? – просипел из толпы какой-то небритый мужчина в тёмном пальто и кепке.
– А как же без него, конечно…
– А из мясного что? – спросила полная женщина в клетчатом плаще.
– Колбаса копченая, тушёнка, ножки Буша, рыба мороженная…
– Рыба это не мясо!
– А табак привёз?
– Доставлен Петрович, как положено!
Водитель открыл задние двери и заскочил внутрь фургона. Толпа выстроилась в очередь. Через полчаса большинство горожан разошлось с располневшими сумками, и у машины осталось всего несколько человек.
– Никитишна!
– Ась?
– На неделю корреспондента пустишь к себе?
– Отчего ж не пустить, пущу!
Глеб отсчитал несколько сотен рублей и положил их на переднюю пластмассовую панель, затем взял свой плотно набитый камуфлированный рюкзак, открыл дверь и вышел из машины. Перескакивая через лужи и шлёпая по чавкающей грязи Сиренин добрался до навеса.
– Здравствуйте! – поприветствовал он пожилую женщину в платочке в красный горошек, с которой только что разговаривал Иванович – это я журналист.
– Ну добро пожаловать, – радушно ответила Никитична, – А как звать?
– Глеб.
– Хорошее, хлебное имя…
– А из какой газеты будете? – поинтересовался, стоявший за ней старичок в роговых очках.
– Из журнала «Страж Севера», – ответил Глеб и закинул рюкзак за плечи.
– Никогда не слышал, – пробормотал старик.
Из края очереди вышел плотный пожилой мужчина в кожаной чёрной куртке. Он персонально поздоровался с Глебом, поприветствовав его крепким рукопожатием:
– Петрович. С приездом в Северотожск.
– Глеб Сиренин.
– Так зачем приехал-то в такую глухомань?
– Буду у вас записывать старинные сказки, легенды, тосты… – пошутил журналист.
– Значит, ты попал по адресу… – усмехнулся Петрович, – заходи на досуге. Никитишна скажет тебе мой адрес.
– Скажу, скажу, пошли родимый, – позвала женщина Глеба. Она уже затарилась и держала в руке авоську полную продуктов.
– Иванович, до встречи через неделю! – попрощался журналист.
– Лады! – ответил водитель и помахал рукой.
Сиренин по-джентельменски забрал у Никитичны авоську и они под холодным дождём направились в сторону тоскливой боковой улочки.
4.
Улицы быстро наполнялись водой, по дороге уже плавал мусор и Глеб жалел, что не захватил с собой резиновых сапог, как у Никитичны, которая шла прямо по грязи как танк. Холоднющие капли скатывались ему за воротник, ботинки промокли и неприятно чавкали при ходьбе. Глеб про себя стал вспоминать нехорошим словом редактора и всю его затею. Сидит небось сейчас в тёплом кабинете, потягивает свою трубку и посмеивается, вспоминая о нём.
Пожилая женщина всю дорогу причитала то на погоду, то на Иваныча, у которого с каждым рейсом дорожал сахар.
Наконец они дошли до серого панельного трёхэтажного дома с облупившимися оконными рамами и разбитыми стёклами. Но кое-где окна были целы, некоторые из них были забиты досками, а из прорези торчали ржавые жестяные дымящиеся трубы, напоминающие дизельпанковскую вселенную.
На белой табличке, которая висела на углу дома, видимо ещё с советских времен, было написано «ул. Калинина», а снизу белой краской дорисована цифра 11. Около первого подъезда была навалена гора дров из разных обломков мебели.
Сиренин вошёл вслед за Никитичной в разрисованный подъезд со сгнившей входной дверью. Глеб поморщился от кислого затхлого воздуха. Стены лестничных пролётов были окрашены в тёмно-зелёный казарменный цвет. Краска местами облетела, была исписана неприличными выражениями и непонятными знаками. Под ногами захрустела осыпавшаяся штукатурка, когда они поднимались по лестнице на второй этаж. Никитична принялась возиться с навесным замком, на двери болтался на одном гвоздике, покрытый зелёной коррозией бронзовый номерок «25».
Наконец они вошли в прихожую. В помещении было тепло, немного сыровато, пахло нафталином и кошачьими отходами. Пожилая женщина зажгла толстую свечу, стоящую в стеклянном стакане на трюмо.