Тем не менее аристотелевское различение между методами истории, науки и художественного творчества, в общем, остается ценным, и, возможно, мы поймем почему, если рассмотрим эти методы вновь. Мы обнаружим, что они отличаются друг от друга пригодностью для распределения «данных» различной величины. Выяснение и регистрация отдельных фактов — это все, что возможно в той сфере исследования, где данных оказалось мало. Выведение и формулировка законов одинаково возможны и необходимы там, где данные слишком многочисленны для того, чтобы свести их в таблицы, и не слишком многочисленны, чтобы их обозреть. Форма художественного творчества и выражения, называемая вымыслом, является единственным методом, который может употребляться или который стоит употреблять там, где данные неисчислимы. Здесь, в трех этих методах, мы сталкиваемся с существенной разницей в количестве. Методы отличаются по своей пригодности в трактовке различного количества данных. Можем ли мы разглядеть соответствующую разницу в количестве данных, действительно представленных в трех соответствующих сферах нашего исследования?
Начиная с исследования личных отношений, являющихся сферой художественного вымысла, мы можем сразу же увидеть, что есть немного индивидов, чьи личные отношения представляют такой интерес и такое значение, что их можно было бы взять в качестве подходящего предмета для той регистрации отдельных личных фактов, которую мы называем биографией. За редкими исключениями, те, кто изучает человеческую жизнь, сталкиваются в сфере личных отношений с бесчисленными примерами повсеместно знакомых опытов. Сама идея исчерпывающей записи этих отношений — абсурдна. Всякая формулировка их «законов» была бы невыносимо пошлой или невыносимо грубой. В подобных обстоятельствах данные не могут быть существенным образом выражены, кроме как в некоего рода нотации, которая дает интуицию бесконечного в конечных формах. Такой нотацией является художественный вымысел.
Обнаружив, наконец, в количественных выражениях частичное объяснение того факта, что в исследовании личных отношений использование метода художественного вымысла обычно, давайте посмотрим, не сможем ли мы найти подобные же объяснения для обычного использования законополагающего метода в исследовании примитивных обществ и метода фактографического в исследовании цивилизаций.
Первое, что можно заметить, это то, что две другие сферы исследования касаются человеческих отношений, но не отношений хорошо знакомого, личного свойства, входящих в непосредственный опыт каждого мужчины, женщины и ребенка. Общественные отношения человеческих существ простираются далеко за пределы самого дальнего возможного диапазона личных контактов, и эти безличные контакты поддерживаются благодаря социальным механизмам, называемым институтами. Без институтов общества не могли бы существовать. Действительно, общества сами являются институтами, просто институтами высочайшего рода. Исследование обществ и исследование институциональных отношений — одно и то же.
Мы можем сразу же увидеть, что количество данных, с которыми сталкиваются исследователи институциональных отношений между народами, гораздо меньше, чем количество данных, с которыми сталкиваются исследователи личных отношений. Далее мы можем увидеть, что количество зафиксированных институциональных отношений, относящихся к исследованию примитивных обществ, будет гораздо большим, чем количество отношений, относящихся к исследованию обществ «цивилизованных». Так, количество известных примитивных обществ достигает примерно шестисот пятидесяти, в то время как наш обзор обществ, находящихся в процессе цивилизации, дал нам возможность идентифицировать самое большее двадцать одно. Теперь шестисот пятидесяти примеров (количества, лишающего необходимости заниматься вымыслом) будет вполне достаточно, чтобы дать исследователю возможность начать формулировку законов. С другой стороны, у тех, кто изучает явление, примеров которого известна лишь дюжина или две, отбивается всякая охота делать что-либо, кроме как сводить факты в таблицу. Это, как мы видели, та стадия, на которой «история» оставалась так долго.
На первый взгляд может показаться парадоксальным утверждение, что количество данных, которые исследователь цивилизации имеет в своем распоряжении, до неудобства мало, в то время как наши современные историки жалуются, что завалены массой своих материалов. Но в силе остается то, что фактов высшего порядка, «умопостигаемых полей исследования», сравнимых единицистории до неудобства мало для того, чтобы применять научные методы выведения и формулировки законов. Тем не менее на собственный страх и риск мы собираемся отважиться на подобную попытку, и результаты этого будут отражены в оставшейся части данной книги.
II.
Возникновение цивилизаций
IV. Проблема и неверные пути ее решения
1. Формулировка проблемы
Как только мы подходим к проблеме, почему и как возникли цивилизованные общества, то осознаем, что наш список из двадцати одного общества данного вида распадается в связи с этим на две группы. Пятнадцать из наших обществ являются аффилированными по отношению к предшественникам того же вида. Из них несколько состоят в столь тесных сыновне-отеческих отношениях, что можно сомневаться в их отдельном бытии, в то время как те несколько, что находятся с противоположной стороны шкалы, связаны [со своими отеческими обществами] настолько свободно, что метафора, предполагаемая понятием аффилиации, как может показаться, уведет нас слишком далеко. Но не будем об этом говорить. Эти пятнадцать в большей или меньшей степени аффилированных обществ составляют группу, отличную от тех шести, которые, как мы можем видеть, возникли прямо из примитивной жизни. Возникновению именно этих шести мы и уделим сейчас свое внимание. Это египетское, шумерское, минойское, древнекитайское, майянское и андское общества.
В чем существенное различие между примитивными и высшими обществами? Оно состоит не в наличии или отсутствии институтов, ведь институты — это проводники безличных отношений между индивидами, существующие во всех обществах, ибо даже самые небольшие общества построены на основании более широком, чем узкий круг непосредственных личных связей индивидов. Институты являются атрибутом рода «обществ» в целом и, следовательно, свойством, общим для обоих его видов. В примитивных обществах есть свои институты: религия годового земледельческого цикла; тотемизм и экзогамия; табу, инициации и возрастные группы; разделение полов в определенные периоды жизни на отдельные общины — некоторые из этих институтов, несомненно, так же тщательно разработаны и, возможно, утонченны, как и институты, характерные для цивилизаций.
[С другой стороны], цивилизации отличаются от примитивных обществ не по наличию разделения труда, ибо мы можем видеть, по крайней мере, зачатки разделения труда и в жизни примитивных обществ. Короли, волшебники, кузнецы и менестрели — все являются «специалистами», хотя тот факт, что Гефест, легендарный эллинский кузнец, был хром, а Гомер, легендарный эллинский поэт, слеп, наводит на мысль, что в примитивных обществах специализация — явление ненормальное и, вероятно, ограниченное теми, у кого недостает возможности быть «разносторонними людьми», или «на все руки мастерами».
Существенным различием между цивилизациями и примитивными обществами, как мы их знаем(весьма значительное, как окажется, предостережение),является направление, заданное мимесисом, или подражанием. Мимесис — характерная черта всякой социальной жизни. Его действие можно наблюдать и в примитивных обществах, и в цивилизациях, в каждом человеческом действии — начиная с подражания стилю кинозвезд их более скромными сестрами. Однако в двух видах обществ мимесис действует в различных направлениях. В примитивных обществах, как мы их знаем, мимесис направлен на старшее поколение и на умерших предков, которые стоят — невидимо, но не бесчувственно — за спинами живых старейшин, усиливая их престиж. В обществе, где мимесис обращен назад, на прошлое, правит обычай, и это общество остается статичным. С другой стороны, в обществах, находящихся в процессе цивилизации, мимесис направлен на творческие личности, которые господствуют над последователями, поскольку являются первооткрывателями. В подобных обществах «кристалл обычая», как назвал его Уолтер Беджгот [143]в своей книге «Физика и политика», разбит и общество приходит в динамическое движение в сторону изменения и роста.
143