«Шутливые обычаи» обеспечили бы добрую часть использования досуга в век телевидения и радио. Повышение рабочего класса до материального уровня среднего класса явно сопровождалось в духовном плане пролетаризацией жизни большей части среднего класса.
Гости на пиру у Цирцеи вскоре оказались в ее свинарнике [753]. Открытым оставался вопрос: останутся ли они там на неограниченное время? Неужели это судьба, которая ожидает человеческий род? Неужели действительно человеческий род удовольствуется тем, что будет «жить счастливо с тех пор» в «прекрасном новом мире» [754], в котором единственной сменой однообразия безвкусного досуга будет однообразие механической работы? Подобный прогноз, несомненно, не учитывал бы творческое меньшинство, которое во все века истории было солью земли. Мрачный диагноз автора позднеэллинистического трактата «О возвышенном стиле» упустил из виду наиболее важный элемент в современной ему ситуации. Он, по-видимому, ничего не знал о христианских мучениках.
Может показаться (и так оно в действительности и есть), что существует большая разница между перспективой технологической безработицы и ожиданием второй Пятидесятницы. Читатель может задаться скептическим вопросом: «Как это может быть?»
В середине XX в. невозможно сказать, как это будет. Однако кое-что можно было бы сказать в подтверждение того, что подобная надежда является не просто «принятием желаемого за действительное».
Одним из способов, какими Жизни удается предпринять tour de force(усилие) по сохранению себя, является компенсация нехватки или избытка в одной области за счет накопления избытка или образования нехватки в другой области. Тем самым мы могли бы ожидать, что в социальной среде, где существует нехватка свободы и избыток регламентации в экономической и политической сферах, результатом действия подобного закона Природы оказалось бы стимулирование свободы и ослабление тирании регламентации в сфере религии. Таким, несомненно, было развитие событий во времена Римской империи.
Одним из уроков этого эллинского эпизода было то, что в Жизни всегда есть некий несокращаемый минимум психической энергии, который будет настойчиво требовать своего освобождения через тот или иной канал. Однако в равной мере верно и то, что существует максимальный предел количества психической энергии, которая Жизнь имеет в своем распоряжении. Отсюда следует, что если усиление энергии требуется для придания большей активности одного рода деятельности, то необходимый дополнительный запас придется получать путем экономии энергии в других частях света. Способом экономии энергии, имеющимся у Жизни, является механизация. Например, сделав биение сердца и перемежающиеся вдохи и выдохи легких автоматическими, Жизнь освободила человеческую мысль и волю для других целей, нежели постоянное поддержание физической жизненности от одного момента до другого. Если бы сознательный акт мысли и волевой акт никогда не перестали требоваться для осуществления каждого последующего вдоха и каждого последующего биения сердца, то человеческое существо никогда бы не имело никакого запаса интеллектуальной и волевой энергии, чтобы сделать что-либо еще, кроме поддержания своей жизни. Или же, выражаясь точнее, недочеловеческое существо никогда не стало бы человеческим. По аналогии с этим творческим результатом экономии энергии в жизни физического тела человека мы могли бы предположить, что в жизни его социального тела религия, вероятно, была бы лишена пищи до тех пор, пока мысль и воля были бы заняты экономикой (как было на Западе со времени начала промышленной революции) и политикой (как было на Западе со времен западного Ренессанса обожествленного эллинского государства). И наоборот, мы можем сделать вывод о том, что регламентация, которая теперь была навязана экономической и политической жизни западного общества, вероятно, освободила бы западные души для выполнения истинного назначения человека по прославлению Бога и удовольствию общения с Ним вновь.
Эта более счастливая духовная перспектива была, по крайней мере, возможностью, в которой подавленное поколение западных мужчин и женщин могло бы уловить манящий луч доброго света.
Заключение
XLIV. Как была написана эта книга
Почему люди изучают историю? Автор настоящей работы ответил бы, что историк, подобно всякому человеку, которому посчастливилось обрести цель в жизни, нашел свое призвание в призыве Бога «ощущать Его и искать Его» [755]. Точка зрения историка — лишь одна из других бесчисленных точек зрения. Его особый вклад состоит в том, что он позволяет увидеть нам зрелище творческой деятельности Бога в движении, которое открывается нашему человеческому опыту в шести измерениях. Историческая точка зрения показывает нам физический космос, движущийся по кругу в рамках четырехмерного пространства-времени, показывает нам Жизнь на нашей планете, эволюционирующую в рамках пятимерной системы Жизни-времени-пространства, а также человеческие души, поднимающиеся в шестое измерение посредством дара Духа, движущиеся через роковое осуществление духовной свободы или к своему Творцу, или прочь от Него.
Если мы правы, усматривая в Истории зрелище Божественного творения, находящегося в движении, то нас не должно удивлять, что в человеческих умах, чья внутренняя восприимчивость к впечатлениям Истории остается всегда примерно на одном уровне, действительная сила впечатления будет различаться в соответствии с историческими обстоятельствами воспринимающего. Простая восприимчивость должна усиливаться любопытством, а любопытство будет стимулироваться только в том случае, когда процесс социального изменения обнаруживается ярко и интенсивно. Примитивное крестьянство никогда не мыслило исторически, поскольку его социальная среда всегда говорила ему не об Истории, а о Природе. Его праздниками не были ни 4 июля [756], ни День Гая Фокса [757], ни День перемирия [758], но неисторические праздничные и будние дни ежегодно повторяющегося сельскохозяйственного года.
Однако даже для меньшинства, социальное окружение которого говорило ему об Истории, эта подверженность излучению исторического социального окружения сама по себе не была достаточной, чтобы вдохновить историка. Без творческого возбуждения любопытства наиболее известные и наиболее впечатляющие памятники Истории не произведут своей красноречивой пантомимой должного эффекта, поскольку глаза, обращенные к ним, будут слепы. Эта истина о том, что творческую искру нельзя высечь без ответа, равно как и без вызова, была подтверждена западным философом-пилигримом Вольнеем, когда он посетил исламский мир в 1783-1785 гг. Вольней прибыл из страны, которая была вовлечена в текущую историю цивилизаций лишь со времен войны с Ганнибалом, тогда как тот регион, который он посетил, являлся сценой действия Истории примерно на три-четыре тысячелетия дольше, чем Галлия, и, соответственно, больше был снабжен видимыми реликвиями прошлого. Однако в последней четверти XVIII в. христианской эры поколение, жившее тогда на Среднем Востоке, селилось среди ошеломляющих руин исчезнувших цивилизаций, не пытаясь исследовать, чем некогда были эти монументы. В то же время именно этот вопрос привел Вольнея из его родной Франции в Египет, а по его следам — большую компанию французских savants(ученых), которые воспользовались возможностью, предоставленной им военной экспедицией Бонапарта спустя пятнадцать лет. Наполеон знал, что вызовет определенное впечатление, на которое отреагируют даже неграмотные рядовые его армии, когда напомнил им перед началом решающего сражения у Имбаба, что сорок веков истории смотрят на них с высоты пирамид. Мы можем быть уверены, что Мурат-бею, командующему вооруженными силами мамлюков, никогда не пришло бы в голову попусту тратить слова, обращаясь с аналогичным призывом к своим собственным нелюбопытным товарищам.
753
Имеется в виду древнегреческий миф о волшебнице Цирцее (Кирке), жившей на острове Эея и превратившей спутников Одиссея в свиней. Однако Одиссей заставил Цирцею снять колдовство.
754
Аллюзия на роман-антиутопию О. Хаксли «Прекрасный новый мир» (1932) о стандартизованном технократическом обществе.
755
У Тойнби библейская цитата «feel after Him and find Him». В синодальном переводе это место звучит так: «Дабы они искали Бога,
757
758