б) Эти научные опыты как будто не существуют для защитников смертной казни. Одни из защитников продолжают отстаивать смертную казнь, ради ее специальной устрашимости, единственно потому, что им не знакомы ни история смертной казни за последние сто лет, ни статистические работы новейшего времени. Другие, более знакомые с новейшими наблюдениями над действием смертной казни, не могут не признать их опасения; но по старой вере в силу смертной казни и по особенному взгляду на уголовную статистику хотят примирить новое со старым, отделываясь такою голословною фразою: если смертная казнь не удерживает от преступлений всех, к ним склонных, то все-таки она удерживает многих или, по крайней мере, некоторых. Эта фраза давно пущена в обращение и сделалась у всех защитников общим местом; лет тридцать тому назад, когда Миттермайер стоял в противоположном лагере, он любил повторять эту фразу. Защитники смертной казни, которые твердят об устрашимости смертной казни на основании разных проявлений между людьми страха пред этим наказанием, похожи на того человека, который, несмотря на научные доводы о вращении Земли вокруг Солнца, все-таки твердит: не Земля, а Солнце ходит вокруг Земли, меня в этом убеждают собственные мои глаза.
в) Некоторые противники смертной казни, увлекаясь желанием доказать бесполезность этого наказания, впадают в крайность: так, одни приписывают ей увеличение преступлений; другие готовы даже доказывать, что смертная казнь вообще не имеет ничего страшного и даже более, что отнятие жизни посредством гильотины или веревки не только безболезненно, но сопровождается некоторыми приятными грезами. Первое мнение достаточно основательно опровергнуто вышеизложенными доводами о происхождении преступлений, принадлежащими Силвеле, который не замечает, впрочем, что его доводы столько же опровергают его противников, сколько говорят и против него самого. Метафизические же доводы о том, что смертная казнь совершенно не страшна, потому что она есть удел каждого, и что разные мудрецы считали ее успокоением, а также физиологические соображения о безболезненности и даже некоторой приятности отнятия жизни посредством гильотины или виселицы, хотя бы они в научном отношении и были справедливы, противоречат общему ощущению, общей настроенности.
г) Защитники смертной казни готовы навязать своим противникам намеренное или ненамеренное стремление доводами против действительности и полезности смертной казни подорвать необходимость и пользу других наказаний. Повод к этому подают отчасти те из противников смертной казни, которые, отвергая устрашительность смертной казни, признают, однако ж, это качество за другими наказаниями; таким образом, защитникам не стоит большого труда, применив аргументы своих противников против смертной казни к другим наказаниям, доказывать, что эти аргументы подрывают основание вообще всех наказаний. Но дело в том, что как смертная казнь, так, очевидно, и другие наказания не имеют той устрашительной силы, чтобы удерживать от преступлений других; и те противники смертной казни, которые доказывают бессилие страха смертной казни и силу страха других наказаний, сами себе противоречат и подрывают силу собственных доводов. Но отрицание устрашимости наказаний не есть еще отрицание вообще наказаний.
Наказания необходимы и полезны и помимо устрашительной и сдерживающей силы, которую им прежде приписывали, но которая при более глубоком изучении дела оказалась не существующею: они полезны тем, что они отнимают возможность у самого преступника делать преступление и причинять вред обществу; они отнимают или физическую, или нравственную возможность вредить. Если, правда, на деле наказания не всегда способствуют возрождению в преступнике нравственной невозможности делать преступления и даже производят обратное действие, то это зависит от дурной организации тюрем, а не от самого наказания. Все стремления современных обществ направлены в деле наказаний к тому, чтобы сделать из них орудие нравственного перерождения; если эти стремления не имели вполне удачных результатов, то это еще не значит, чтобы они были неосуществимы.
Из изложенного следует второе положение относительно смертной казни: это наказание не только не необходимо для общественной безопасности, но оно и не содействует охранению жизни отдельных граждан.
III. Смертная казнь не только бесполезна, но она еще приносит положительный вред, говорят противники. Совершение смертных казней действует самым пагубным образом на нравы народа. На людей нежной организации, одаренных добрыми чувствами и развитым умом, которые по своей натуре не способны к преступлению, исполнение смертного приговора производит болезненное, подавляющее впечатление; оно заставляет их страдать; оно возбуждает в их душе чувство ужаса, бесконечную жалость и сострадание к участи несчастного, падшего человека, у которого отнимается возможность загладить свое преступление деятельным, а не формальным покаянием. Нередко во время казней можно видеть слезы сожаления и искреннюю печаль на лицах зрителей;[9] некоторые даже падают в обморок. Особенно потрясающее действие производят казни тогда, когда они совершаются над осужденным, впадшим в бесчувственное состояние, или таким, который был болен и которого вылечивают для казни или, наконец, когда казнят того, который до последней минуты утверждает свою невинность. Как болезненно отзываются казни на некоторых личностях, об этом собрано много фактов. Один крестьянин не раз видел исполнение смертных казней, впадает в сумасшествие, его начинает преследовать мысль, что он будет казнен; ничто не может его разуверить, и он испытывает ужасные муки, подобно тому, как осужденный на смерть. Во время господства революционных трибуналов во Франции, страх до такой степени овладел одним молодым человеком, что он потерял всякую власть над собою: один вид чиновника до того действовал на него, что его речь и его голос совершенно изменялись; постоянная меланхолия, ослабление духа, упадок мыслительной способности, непобедимая страшливость, стеснение груди и другие болезненные припадки — таковы были признаки его помешательства. Пьеркен приводит и другие случаи помешательства зрителей, судей, палачей, самих осужденных, вызванного исполнением смертной казни; по его же словам, подобные случаи собраны и другими психиатрами, как то: Пинелем, Эскиролем, Матеи, Жорже, Простом и многими другими. Таким образом, смертная казнь в одних вызывает хотя и добрые чувства, но тем не менее не в свою пользу.
Совершенно иным образом она действует на необразованную и тупую или отупевшую массу народа; для нее лишение человека жизни с соблюдением разных обрядов составляет зрелище, повод для развлечения и болтовни. Напрасно защитники смертной казни воображают, что она на массу имеет влияние наставительное, обуздывающее, наводящее на размышление. По самым достоверным наблюдениям поведения массы, выходит нечто противоположное. Равнодушие, разговоры о наружности и внешнем поведении осужденного, грубые шутки,[10] склонность к скандалу[11] — вот обыкновенное поведение массы. В Пруссии целые толпы праздношатающихся тотчас по совершении казни бросались на месте экзекуции играть в снежки. Диккенс следующим образом описывает поведение толпы во время казни в 1849 г. мужа и жены Манинов: «Нечестивое и легкомысленное поведение бесчисленного множества народа представляло такую ужасную сцену, какую едва ли человек может себе представить и какую трудно встретить в какой-нибудь языческой стране под солнцем. Ужас виселицы и преступления, которое довело несчастных убийц до этой казни, исчезли в моей душе пред ужасным поведением, мимикой и разговорами собравшихся зрителей. Как будто имя Христа никогда не было слышно в этом мире, как будто само собою разумеется, что люди должны гибнуть как животные». Иногда казни подают повод к большим беспорядкам: это особенно случается тогда, когда палач сразу не успевает отрубить голову и жертва подвергается ужасным мукам. То же бывает тогда, когда осужденный с отчаяния вступает в формальную драку с палачом и таким образом будит грубые инстинкты зрителей. Когда в 1848 г. в Англии казнили мужа и жену Манинов, то муж начал драться с палачом. В толпе народа послышались ругательства, проклятия и даже угрозы против палача и судей. По совершении казни восковые фигуры казненных, вместе с изображениями других убийц, были выставлены в заведении г-жи Тюссо и показывались любопытным за деньги.[12]
9
Во время расстреляния в мае 1866 г. в Вологде рядового за оскорбление начальника, многие женщины рыдали и падали на колени. При расстрелянии писаря Шабунина 9 августа 1866 г. некоторые из женщин падали в обморок, другие безутешно рыдали, — Авт.
10
В 1815 г. во время частых казней во Франции народ с удовольствием посещал места казней. Во время казней нескольких осужденных один почтенный мужчина столкнулся с чрезвычайно живою, молодою, одетою в праздничный наряд девицею, с которою он прежде встречался. Эта встреча его очень поразила, так как он знал, что в числе осужденных был брат ее отца. Но воображая, что этого она не знает, он решился об этом ей сказать. «Это мне известно, — отвечала она ему совершенно равнодушно, если есть дурная кровь, нужно ее пустить, тогда будет лучше», — Авт.
11
В 1848 г. во время казни профессора Вебстера некоторые дома, соседствующие с местом казни, были оставлены хозяевами, которые не хотели быть свидетелями казни; на одном из них была надпись «Opposed to capital pinishment». Но любопытная толпа нашла доступ в запертые и покинутые дома посредством взлома. По случаю одного приговора во Франции многие из присутствующих в суде, услышавши об отказе двум осужденным на смерть в кассационной жалобе, говорили: тем лучше, по крайней мере, мы посмотрим на них, — Авт.
12
В 1865 г. во время казни в Северной Америке Вирца, обвиненного в варварском обращении с пленными северянами, повторились отвратительные сцены: две женщины из многочисленной толпы, покрывавшей крыши, грозили кулаками умирающему человеку. В толпе раздавались крики: «Вешай подлеца скорее». И когда Вирц повис, раздались рукоплескания. Веревка, на которой он висел, была потом разрезана на куски и брошена; в толпе поднялись шум и борьба из-за этих кусков, — Авт.