В Америке гораздо раньше Европы стали применять смертную казнь только за предумышленное убийство. В Пенсильвании это было утверждено еще законом 1794 г. С тех пор в разное время эта мера была принята и во многих других штатах. Во многих же штатах этой республики по закону, каждого присяжного, призванного для рассмотрения уголовного случая, подлежащего смертной казни, спрашивают: признает ли он или отвергает это наказание, — и в последнем случае его устраняют от произнесения вердикта. Этот закон, очевидно, вынужден был обстоятельствами, вместе с тем он служит введением к полной отмене смертной казни. Можно думать, что законодатели прочих штатов будут поставлены в ту же необходимость, под влиянием которой отменена была смертная казнь в 1847 г. в Мичигане, в 1852 г, — в Род-Айленде, в 1854 г, — в Висконсине. В 1864 г. президенты первого и последнего штатов заявили, что смертная казнь в этих государствах была отменена, между прочим, вследствие того, что не было уже возможности составить суд присяжных.
Изложенные в этой главе факты дают мне право сделать следующие выводы:
1. Отмена смертной казни в европейских и американских государствах была не самостоятельным явлением, а результатом посторонних, стоящих вне области уголовного права причин и событий. Только коренное, вполне реальное изменение материального и умственно-нравственного строя обществ способствовало постепенной отмене смертной казни. Оттого, если отмена была плодом только прекрасных, теоретических соображений, она долго не держалась.
2. Научное опровержение справедливости и состоятельности смертной казни само было произведением фактического, хотя еще не закрепленного законом переворота, совершившегося внутри европейских обществ. Если оно шагнуло далее жизни, то потому, что мысль человеческая, получив точку опоры в каком-нибудь событии, всегда по законам логики проводит известное начало до возможных пределов и, воспользовавшись материалом, созданным жизнью, в свою очередь является творящею силою; во-вторых, в данном случае в применении к смертной казни мысль человеческая явилась, как и всегда является, более чуткою, более проницательною и отгадывающею ход будущих событий.
3. Ход отмены смертной казни совершался приливами и отливами. Увлеченное новым великим открытием возможности твердой юстиции без смертных казней, общественного благосостояния без жестокостей и мучений, европейское общество в известной своей части думало немедленно осуществить это благородное дело. Но прилив новых событий и напор иных деятелей уничтожили эти мечты, отбросив вопрос о смертной казни в противоположную сторону, и притом далее, чем требовала сущность дела. Подобное явление, обнаружившееся в XVIII в., повторилось в XIX столетии. Но и тогда, и теперь жизнь, как она есть, подчиняла оба течения своим неизменным законам, сдерживая слишком смелые порывы вперед и не позволяя возвращаться далеко назад, куда она сама не хотела и не могла возвратиться. Однако ж в конце концов она сама неизменно, хотя медленно и не торопясь, шла вперед и уже стремится достигнуть того крайнего пункта, от которого она не раз так безжалостно отбрасывала назад смелых предпринимателей.
4. Ход отмены смертной казни был следующий: в XVIII в. была она отменена почти вполне за преступления против религии, против нравственности и за большую часть видов преступлений против собственности, как частной, так и общественной. В течение XIX столетия она отменена была почти за все остальные виды преступлений против собственности и оставлена только за те виды, которые содержали в себе нарушение собственности вместе с посягательством на целость личности и общественную безопасность. Ныне она остается только за преступления государственные в тесном смысле и за преступления против жизни человека. Но и область этих преступлений с каждым годом более и более суживается для смертной казни.
Седьмая глава
В предыдущих главах я показал, какая тесная связь существует между социальным и интеллектуальным состоянием общества и известным положением смертной казни в системе наказаний.
Теперь я перейду к анализу совершенно, по-видимому, незначительных вопросов, соприкасающихся с главным вопросом исследования, перейду к формам совершения смертной казни и к характеру ее исполнителей, чтобы еще более подтвердить мое главное положение, что существование и отмена смертной казни вполне зависят от степени общественного развития, которое стоит вне власти человека. Я потому обратил внимание на эти два вопроса, что в их судьбе всего ярче отражается стихийная сила прогресса, с неудержимым могуществом уничтожающего потребность в смертной казни.
I. Не подлежит сомнению, что уже в период мести были выработаны главнейшие формы исполнения смертных казней: частная месть явилась первою изобретательницею мучительных смертных казней, изобретение которых напрасно привыкли приписывать исключительно общегосударственной власти. Повешение, обезглавление, расстреляние, сожжение, сажание на кол, бросание в воду или с возвышенного места, привязывание к конскому хвосту, закапывание в землю, разорвание на части — это такие формы, о которых говорит доисторическая народная поэзия — сказки, песни, и которые в то же время постоянно встречаются в период государственный. Хотя некоторые способы совершения казней существовали почти у всех народов, но нельзя также не заметить того соотношения, какое отчасти существует между формами смертной казни и естественными свойствами страны, населяемой тем или другим народом. Так, в Греции, стране гористой, было в обыкновении свержение преступника с горы; в Индии, где слон принадлежит к домашним животным, было в употреблении топтание слонами; в древней Москве преступников пускали под лед.
Один из древнейших способов совершения смертной казни, с тех пор как она сделалась общегосударственным наказанием, было принесение преступника в жертву божеству. Жертвоприношение преступников современно тому младенческому развитию, когда народы бывают убеждены, что преступление есть непосредственное оскорбление божества; что в наказании прямо заинтересовано высшее существо; что оставлять ненаказанным преступника значит навлекать на общество гнев его; что божество умилостивляется кровью преступника, пролитою в его честь, а преступник очищается своею смертью от содеянного преступления. Период принесения в жертву преступников есть апотеоза грубой мести и щедрого на пролитие крови варварства и вместе с тем первое возведение в принцип, в высшее начало того, что совершалось только во имя личного эгоизма.
Принесение преступников в жертву практиковалось у всех народов, как древних, так и новых. Не одни, однако ж, преступники были приносимы в жертву; для этой цели народы употребляли: во-первых, рабов и военнопленных, которые у народов, стоящих на низшей степени развития, считаются виновными и как бы преступниками; во-вторых, людей невинных, преимущественно же детей, в том убеждении, что кровь невинных умилостивляет божество и очищает виновных. Впрочем, преступники составляли главную часть жертвенных людей, и можно принять за правило, что где существовали человеческие жертвы, там были приносимы в жертву и преступники. Следы существования человеческих жертв встречаются у еврейского народа: Авраам хочет принести в жертву своего сына; Иефай действительно приносит свою дочь. По древнему законодательству Индостана принесение в жертву одного человека доставляет божеству удовольствие на 1000 лет, а трех — на 3000. В последствие времени жертвы человеческие выходят в Индии из употребления, и в позднейших законодательных памятниках (Bhagavata Purana) содержится уже угроза адских мук за принесение человеческих жертв. Но следы их видны в законах Ману: по этим законам преступник, потерпевший смертную казнь, очищается от всякого преступления: это, если можно так выразиться, секуляризированная экспирация. Кроме того, в законах Ману есть целая глава об искуплении разных преступлений посредством жертвоприношений и других религиозных обрядов; здесь уже вместо человека и преступника приносится в жертву животное. Как остаток человеческих жертв должно считать обычай, до сих пор еще не уничтоженный, самосожжения жен на гробах мужей: еще в 1803 г. число таких сожжений в Индостане доходило до 30 тыс. в год. В Финикии — в городах Турэ и Сидоне, а также в ее колониях, Карфагене, принесение людей в жертву практиковалось в огромных размерах. Финикиане способствовали распространению этого обычая в Сардинии, Родосе, Крите и на всех почти берегах Средиземного моря. Богатые карфагенцы, обязанные по обычаю своей страны приносить в жертву детей, тайно покупали чужих детей и приносили их в жертву, выдавая за своих. Агатокл разбил карфагенские войска и стал лагерем под стенами города. Суеверный ужас овладел осажденными; обвиняя себя в обмане, они решились умилостивить богов великим жертвоприношением. Статуя Ваала, накаленная докрасна, приняла в свои объятия 200 детей, выбранных из самых знаменитых фамилий; граждане, навлекшие на себя обвинение, с своей стороны предложили в жертву своих детей, число которых простиралось до 300. Таким образом, финикиане и карфагеняне в обыкновенное время приносили в жертву преступников и иностранцев, в тяжкие же минуты народных бедствий, которые посланы были за их вины богами, они старались смягчить гнев их более дорогими жертвами.