Нам нет нужды рассказывать дальше об этих и подобных писаниях, в которых внешняя ученость перемежается с религиозной фантастикой. Советскому читателю они напоминают библейские сказания о сотворении мира и других чудесах божественного промысла. Но, поскольку мы имеем дело с известной областью историографии и поскольку авторы означенных трудов строят свои доказательства с помощью источников, будет не лишним подвергнуть это построение критическому анализу. Прежде всего попытаемся выяснить его идейно-политическую основу.
Как явствует уже из перечня трудов на эту тему[164], данное направление зародилось еще в донацистский период (Ф. Керн) и развилось дальше во времена нацизма (О. Гефлер и др.). Но своего полного расцвета оно достигло уже в условиях современного западногерманского режима. При этом заметно изменилась и его политическая направленность. Если Ф. Керн[165] старался еще держаться па платформе «научного спора», исправляя «модернизаторские ошибки» предшествовавшей историографии и устанавливая «новый взгляд» на средневековое государственное устройство, то его последователи ставят уже откровенно политические цели. Отто Гефлер писал в 1937 г. в статье «О проблеме германской преемственности», что пропагандируемая им идея «непрерывности» направлена прежде всего против позитивистского взгляда о стадийном развитии общества. Он хочет доказать, что в истории Германии сохранялись своеобразные, присущие только «нордической расе» традиции и установления (важнейшим из них он считает древнегерманское «священное королевство»), в то время как у других народов Зап. Европы укоренились, в связи с принятием христианства, христианско-римские традиции. Сохранность «германства», по его мнению, является историческим преимуществом немцев как чистой «арийской расы»[166].
По-иному трактуется эта проблема в современной западногерманской историографии, в том числе и в писаниях того же О. Гефлера. Теперь внимание уже акцентируется на христианских истоках «священного королевства», которое признается институтом, одинаково присущим всем странам Западной Европы. Правда, немцев, как носителей идеи «Священной империи», возглавлявшей якобы весь западнохристианский мир, западногерманские историки ставят выше других и считают руководителями всей христианской Западной Европы[167]. Таким образом, перед нами идеология современного западногерманского империализма, претендующего на руководство Европой по праву «христианского верховенства». Она недалеко ушла от нацистской агрессивной идеологии, обосновывавшей свои притязания на мировое господство «расовым превосходством».
Так выглядит идейно-политическая основа концепции «сакрального королевства». Посмотрим, какова ее «теоретическая база».
Как уже указывалось выше, главным аргументом, подтверждающим «святость» средневекового государства, считается то, что люди верили в эту святость. Другими словами, «священное королевство» возникло и существовало на основе религии, сперва языческо-германской, позже христианской. Но как понимают эти историки самое религию и религиозные представления? Они не видят в них фантастического отражения окружающей людей действительности, а считают их наитием, ниспосланным человеку свыше. Таким образом, мы имеем дело с религиозной концепцией государства, отбрасывающей буржуазную науку на столетия назад.
Было время, когда буржуазные идеологи (просветители) совсем по-иному понимали религию. Они утверждали, что не бог создал человека, а человек создал себе бога, и что представление о царе небесном возникло после того, как появился царь земной. От этого было недалеко до понимания материалистической истины, что не религиозные иллюзии служат основой общественного и государственного строя, а сам общественный строй служит основой тех или иных религиозных иллюзий. Теперь реакционная буржуазная идеология возвращается вспять и проповедует по существу то, что провозглашали средневековые теологи: «нет власти, аще не от бога!». Весьма показательная «эволюция».
В своем исследовании «священного королевства» буржуазные историки опираются на религиозные легенды, предания, магические формулы и заклинания, молитвы, государственную символику и т. п. При правильном научном истолковании эти источники могли бы дать представление о религиозных верованиях и поверьях, а также о том, как эти верования и поверья использовались государством и церковью для усиления своего господства над народом. Но здесь ставится совсем иная цель: религиозными иллюзиями пытаются доказать священный характер тех порядков, ради освящения которых создавались и культивировались эти иллюзии. Получается двойная фальшь: людям приписывают «представления», которые им внушали посредством тенденциозно сочиненных преданий и легенд, а затем, исходя из этих представлений, объясняют реальную действительность. Вот образец «адекватного» понимания явлений средневековой истории!
В отношении использования источников у этих авторов нет даже элементарного критического подхода. Они используют предания и легенды, появившиеся в более поздние времена для изучения более ранних явлений и совершенно не замечают их явной тенденциозности.
Мы не имеем возможности разобрать здесь критически их работы с этой стороны и сошлемся на статью известного чехословацкого историка Ф. Грауса, который сделал это на материале чешской истории[168]. Фр. Граус убедительно доказал, что легенда о сакральном происхождении княжеской власти в Чехии, на которой пытались строить свои выводы сторонники этой концепции в чешской историографии, была сочинена уже в период усиления княжеского дома Пжемысловичей. В преданиях о начале княжеской власти нет никаких следов «обожествления». Наоборот, традиция связывала появление княжеской власти с угнетением и насилием[169]. В свете этих фактов легенда о «священной монархии» не выдерживает никакой критики. К такому же выводу придет каждый, кто без предупреждения будет читать источники о происхождении королевской власти у германцев. «Святые короли» у германских народов появились позже, уже в христианский период, и то не сразу, а после того, как королевская власть успела укрепиться и упрочиться. Личина «святости» понадобилась для того, чтобы внушить демократически настроенным варварам почтение к своим королям, которые вчера еще были вождями племени. «История франков» Григория Турского весьма колоритно изображает этот процесс роста авторитета королевской власти. Большую помощь оказали при этом христианская церковь и духовенство, платившие королю за его щедрые дары. Но никакой теократии в Меровингской монархии мы не видим. О теократии или цезарепапизме можно говорить только со времени Каролингов и то ненадолго. Позже, с наступлением феодальной раздробленности, престиж королевской власти снова пал настолько, что короля начали считать только первым среди равных. В Германии с ослаблением королевской власти к концу XI в. утвердилась выборная монархия и авторитет короля стал как нигде низким.
164
Первым из них была книга Ф. Керна (F. Kern. Gottesgnadentum und Widerstandsrecht im früher Mittelalter. Zur Entwicklungsgeschichte der Monarchie Leipzig, 1914).
165
F. Kern. Gottesgnadentum...; Recht und Verfassung im Mittelalter. – Histor. Zeitschrift 1919, Bd. 120, S. 44; 66 ff.
167
См. H. Ф. Колесницкий. «Священная Римская империя» в освещении западногерманской историографии. – «Средние века». Сб. XIV. 1959, стр. 154 и сл.
168
Фр. Граус. К вопросу о происхождении княжеской (королевской) власти в Чехии. – Вопросы истории. 1959, № 4, стр. 141 и сл. В статье содержится также краткий критический обзор всего этого реакционного направления в немецкой и чешской историографии.