По решению Майнцского синода 852 г. десятину церкви должны были давать все без исключения как с земли, так и с собираемых фруктов и плодов, а также со скота. За троекратный отказ от взноса десятины угрожало отлучение от церкви со всеми вытекающими из этого последствиями[376]. Это решение повторялось рядом других синодов[377].
Трибурский синод 1036 г. вынес столь же строгое постановление о взыскании десятины со славянского населения. Славяне, находившиеся под властью немецких феодалов, должны были вносить десятину, «как и прочие христиане», и их следовало принуждать к этому силой королевского банна[378].
Королевская власть в союзе с церковью стремилась подавить силы, враждебные существующему политическому строю и церкви. Выше уже указывалось на постановление Алтайхского синода 916 г. о соблюдении присяги королю. Майнцский синод 847 г. принял специальное постановление о борьбе против заговоров и недозволенных союзов (conjurationes et conspirationes). Всем участвующим во враждебных королю, церкви и существующему порядку действиях и заговорах угрожало отлучение от церкви и преследование[379]. Под этими заговорами и враждебными существующему строю выступлениями имелись в виду прежде всего выступления народных масс против их угнетателей (восстание Стеллинга 842 г. и др.).
Большое место в государственном законодательстве занимали вопросы перераспределения собственности и ренты между отдельными членами и целыми группами господствующего класса, вопросы их политических взаимоотношений. Это законодательство было связано с политической борьбой, происходившей в тот период в Германии, и в большинстве случаев являлось прямым ее результатом.
Наибольшие споры и столкновения вызывали вопросы, связанные с церковным землевладением и церковной десятиной. И это вполне понятно: в использовании церковной собственности и десятины участвовали не одни прелаты и церковные учреждения, а широкие круги феодалов во главе с королем; к этому прибавлялись еще и притязания папства па верховную власть над всем церковным землевладением и церковными доходами, а также на свою долю в этих доходах.
В постановлениях соборов содержатся строгие положения о том, что церковная собственность и десятина должны принадлежать только церкви и служить только ее нуждам. Согласно решениям синодов 841 и 852 гг., вся десятина должна поступать церквам и расходоваться под наблюдением епископа: 1/4 ее шла непосредственно епископу, 1/4 – клирикам, 1/4 составляла долю для оказания помощи нищим и 1/4 предназначалась на оборудование и содержание местной церкви[380]. Но это оставалось только на бумаге. На деле десятина, как и всякий вид феодальной ренты, использовалась всеми, кто имел право собственности на церковную землю и самую церковь (Eigenkirchenrecht), и во многих случаях ею распоряжался король. Не случайно десятина стала одним из элементов «формулы принадлежности» королевских дипломов на дарение земельной собственности[381].
Епископы и архиепископы стремились наложить свою руку и на ту часть десятины, которая, согласно постановлениям синодов, должна была поступать местной церкви. Особенно упорная борьба за десятину развернулась между майнцским архиепископом и тюрингскими аббатствами. Архиепископ претендовал на половину десятины во всех церквах Тюрингии и на всю десятину – в церквах архиепископства. По решению Эрфуртского синода, принятому под давлением архиепископа и короля Генриха IV, майнцское архиепископство получало половину десятины от церквей, подчиненных аббатствам; из собственных церквей аббатств и архиепископства десятина должна была поступать каждому собственнику[382]. По существу такое же положение было и в церквах светских собственников. Они распоряжались десятиной как своей собственностью.
Постановления соборов относительно церковных владений и самих церквей тоже не были в принципе направлены против права «частной церкви». Они запрещали только делить церкви между отдельными собственниками[383]. На деле же. церкви не только делились между наследниками, но и отчуждались по частям[384].
Однако самая ожесточенная борьба в среде господствующего класса велась не по этим, а по более принципиальным вопросам. Церковная иерархия во главе с папой стремилась высвободить церковное землевладение из-под власти короля; королевская власть, наоборот, стремилась сохранить свои позиции в церковном землевладении и в церковной организации; светские феодалы стремились сохранить свое положение собственников их «частной церкви». Так образовался запутанный клубок противоречий, разыгравшихся в т. н. борьбе за инвеституру[385]. В этой борьбе победителями вышли церковные и светские князья. Они сорвали намечавшееся в 1111 г. соглашение императора с папой на условиях возвращения епископами и аббатами всех владений и прав, полученных от короля (т. н. регалий) и отказа короля от инвеституры прелатов[386], и навязали невыгодные для императора условия Вормского конкордата. Вормский конкордат, оставивший за императором инвеституру только скипетром (знаком княжеской власти) и подтвердивший принцип канонических выборов прелатов, уменьшил власть короны над церковным землевладением и усилил церковных князей. Конкордат являлся не столько успехом папства, сколько победой князей. В «Привилегии императора» об этом прямо говорится: «Владения церквей и князей, как и владения прочих клириков и светских землевладельцев, отнятые у них в период этих смут, обязуюсь по совету князей возвратить или, если они перешли в другие руки, приложить все усилия к их возвращению»[387].
«Привилегия императора», составляющая часть Вормского конкордата, является важнейшим законодательным актом Германского государства в период начавшегося упадка королевской власти. Она свидетельствует о победе княжеского партикуляризма над проводившейся монархией политикой укрепления общегосударственного единства. Однако не следует переоценивать значения этого политического акта и считать его корнем всех злоключений германской истории, как это делается в немецкой историографии[388].
Особую область королевского законодательства и высшей распорядительной власти монархии составляло регулирование отношений между отдельными феодальными сеньориями. Роль верховного арбитра в ссорах феодалов – важнейшая функция королевской власти периода феодальной раздробленности[389]. Даже при том условии, если бы кроме иммунитетных территорий не оставалось никакой иной государственной территории, на долю королевской власти выпадала бы важнейшая роль верховного распорядителя. Ибо нужна была верховная административная и судебная власть, которая примиряла бы враждующих феодалов и усмиряла их подданных. Для роли короля как арбитра в столкновениях феодалов вполне подходит определение государственной власти, данное Т. Гоббсом в «Левиафане», с той только оговоркой, что король периода феодальной раздробленности весьма мало походил на левиафана.
Король властью своего банна ограждал сеньории, в первую очередь церковные, от вмешательства в их дела посторонних феодалов. Это выражалось в форме пожалования иммунитетом, графскими и фогтскими правами и банном и оформлялось не законодательным актом, а жалованной грамотой. При столкновении же между отдельными иммунистами или их подданными требовался королевский указ[390]. Примером таких указов могут служить постановления Генриха II «о столкновении церковных слуг». Первое постановление от 1023 г. относится к крепостным и слугам (familia) Вормской епископской церкви и Лоршского аббатства, второе от 1024 г. – к челяди Фульдского и Герсфельдского аббатств. Оба эти постановления были вызваны постоянными столкновениями между вотчинниками, их министериалами и крепостными. Как можно судить по преамбуле указа о спорах между челядью вормской и Лоршской церквей, все эти инциденты вдохновлялись и инспирировались обоими прелатами, вечно враждовавшими из-за владений[391]. В постановляющей части декретов король, по совету со своими придворными (consilio meorum fidelium), намечал ряд мер для пресечения этих столкновений, угрожавших безопасности и разорявших обе церкви. Эти меры укладываются, в основном, в рамки тех норм, которые существовали в иммунитетной практике: прелаты и их фогты обязаны были следить за своими крепостными и министериалами и собственными карательными мерами пресекать действия, направленные против другой иммунитетной сеньории. На помощь прелатам и их фогтам должны быть мобилизованы вассалы (fideles). Для контроля и непосредственного воздействия король посылал к верденскому епископу и Лоршскому аббату своих представителей (nuntios), которые должны были следить за тем, чтобы их фогты без промедления пресекали враждебные действия своих familia[392]. Крепостные за участие в нападениях на членов другой familia должны были наказываться различного рода телесными наказаниями, за убийство – денежными штрафами, идущими на уплату вотчиннику вергельда; на министериалов, участвовавших в нападениях, налагались денежные штрафы в размере 10 денариев. Фогтам за непринятие мер против совершивших преступления угрожала потеря должности и королевская опала (gratia nostra et advokatia carebit)[393]. Прелатам за нарушение данного королевского указа угрожал штраф в 2 ф. золотом. Эти королевские указы, с одной стороны, были направлены на защиту иммунитетных привилегий, а с другой – на борьбу со злоупотреблениями этими привилегиями. Эффект их был, по всей вероятности, незначителен. Фогты, на которых возлагалась в основном вся ответственность за поддержание порядка и безопасности, сами являлись сеятелями смут. Угрозы о потере фогтами их «должностей» вряд ли могли на них подействовать, так как фогты вовсе не считали свое положение должностным.
376
Conc. Magunt., § 3. Capit., II, p. 185 – 186: omnes decime terre sive de fructibus, sive de posnis arborum... Boves et oves et capre... Sed quia... milti inveniuntur decimas dare nolentes, statuimus, ut... aminoneneantur semei et secundo atque tertio; si non emendaverint, anathematis vinculo constringantur.
378
Constit., I, p. 89, § 6: omnes Sclavi decimas dent, sicut ceteri christiani et ad hoc banno constringantur. Si vero propter huiusmodi constrictum domnum suum deseruerit, nemo ilium suscipiat.
379
Conс. Magunt. 847, § 5: De conspiratione – Capit. II, p. 177: statuimus atque auctaritate ecclesiastica confirmamus eos, qui contra regem vel eccleslasticas dignitates sive rei publicae potestates... conjurationes et conspirationes rebelionis et repugnantiae faciant a communione et consortio catholicorum veram pacem amantium summovendos.
381
DH. II, 138, cum... ecclesiis decimis familiis utriusque sexus; см. также дипломы этого короля № 22, 211 и др.
384
DH. IV, 374: beneficium suum, id est quatuor ecclesiarum tertilas partes; DO. III, 238: tertiam partem ecclesie... mansum unum et quartem partem ecclesie.
385
Борьба за инвеституру преследовала более широкие цели, и мы коснемся их в другой связи. Но в самой Германии главным ее стержнем являлись именно эти противоречия.
388
Такую оценку Вормскому конкордату дают все немецкие историки. Но если в прежние времена акцентировалось внимание на борьбе и противоречиях курии с империей, то в настоящее время все более говорится о их «слаженной деятельности» во имя «общих христианско-европейских интересов». См. Th. Mayer. Papstum und Kaisertum im hohen Mittelalter. Werden. Wesen und Auflosung einer Weltordnung. Ein kritischer Uberblick. – Histor. Zeitschrift, 1959, Bd. 192, H. I, S. 21, 53.
389
См. Ф. Энгельс, О разложении феодализма и возникновении национальных государств – Сб. «Крестьянская война в Германии», Госполитиздат, 1952, стр. 157 – 158.
390
Иммунитетные привилегии предусматривали разбирательство дел, возникающих между крепостными отдельных вотчин, но эти нормы оказывались недостаточными в тех случаях, когда вотчины вступали в войну между собой.
391
Constit. I, № 35, р. 79: inveteratas et frequentes contentiones et... inmarcidas inimicitias, que semper erant inter Wormatiensem episcopum et Laureshamensem abbatem et inter familias utrarumque aecclesiarum, que iam in tantum convaluerunt, ut etiam innumerabilia inter se fierent homicidia, et in hoc maximum detrimentum utraque pateretur aecclesia.
392
Ibid., 79: meos nuncios misi ut omnis injusticia, que jam per multa tempore ex utraque parte incorrecta remanserat, ab advocatis illoruru utrimque pleniter corrigeretur.