В деньгах, получивших к тому времени уже весьма широкое распространение в хозяйственной жизни, и в натуральных сервициях королевская власть постоянно нуждалась. Столь знакомое для феодальной сословной монархии явление, как дефицит казны, давало себя знать в Германии уже в XI в. Короли вынуждены были влезать в долги. Так, Генрих III заложил вормскому епископу за 20 ф. золота и 200 ф. серебра поместье, а гальберштадтскому епископу он заложил даже корону[619]. Генрих IV заложил за денежный заем монастырю Нидералтайх поместье Беринген[620].
При таких условиях королевской власти приходилось искать новые возможные источники пополнения казны и обращаться за помощью к феодалам и городам. Возможно, что делались попытки ввести какое-то общее обложение всех феодальных землевладельцев и городов. Известия, хотя и не вполне точные, на этот счет имеются. Так, в Регенсбургских анналах за 1084 г. рассказывается, что, когда Генрих IV вернулся из Италии, где были израсходованы все имевшиеся в фиске средства, он намеревался собрать деньга с епископов, аббатов и прочих князей и, в первую очередь, с городов. Но эта попытка успеха не имела и только вызвала общее недовольство феодалов[621]. Тем же окончились и аналогичные попытки Генриха V. По словам Оттона Фрейзингенского, император по совету своего шурина – английского короля пытался ввести общий налог и вызвал этим ненависть у оптиматов[622]. Тщетными были попытки этого короля обложить феодалов Саксонии и Лотарингии. Здесь он натолкнулся на сопротивление магнатов и вынужден был отказаться от своей затеи[623]. В Саксонии он, как и его отец, не мог собрать даже присваиваемый феодалами поземельный чинш с владений домена. Сведения о попытках обложения феодалов и городов в конце XI – начале XII в. не следует понимать в том смысле, что предпринимались меры к введению постоянных государственных налогов на все население страны или хотя бы на тех, кто обладал собственностью[624]. Это всего лишь попытки найти выход из затруднительного финансового положения посредством получения субсидий у феодалов и эксплуатируемых ими городов. Речь шла не о постоянных налогах, а только о вспомоществованиях, об известных с давних пор подарках (dona). За этими dona[625] короли обращались и к отдельным магнатам и ко всем феодалам вместе. Очевидно, такого рода dona имел в виду Генрих IV в своем письме к епископу бамбергскому Руперту. Король приглашал епископа на собрание в Вормс и заодно, пользуясь случаем, напоминал ему насчет денег, которые король давно уже ожидал от него[626]. Вероятно, прелат всячески увиливал от уплаты денег, и король в деликатной форме писал ему: «нам весьма стеснительно и неудобно (magnum impedimentum... et incommodum) ожидать так долго этих денег».
Суммируя все изложенное выше о фискальной базе германской монархии X – XI вв., мы можем сделать следующие выводы.
Основным источником поступлений служило королевское землевладение, состоявшее из вотчин царствующей династии и земельной собственности короны. Значительная доля его составляла королевский домен и эксплуатировалась непосредственно королевским двором (Tafelguter). Остальные земли были розданы во владение церковным учреждениям (фамильным королевским, имперским и прочим церквам и монастырям) и в бенефиции (лены) светским феодалам и королевским министериалам. Но поступления от домениального хозяйства только отчасти покрывали потребительские нужды королевского двора. В значительной мере эти нужды удовлетворялись за счет натуральных сервиций церквей и монастырей. Известное место занимали также государственные поступления в форме налогов, судебных штрафов, пошлин и т. п.
Собираемые фиском натуральные и денежные средства расходовались на содержание двора (королевского семейства вместе с штатом слуг и министериалов), представлявшего собой центральный аппарат феодального государства, а также на различного рода подачки для феодальной знати.
Кроме непосредственных поступлений, составлявших доходную часть королевского бюджета, монархия располагала еще правами на различные доходы (регалии), которые ею не использовались, а передавались отдельным феодальным землевладельцам (чаще всего церковным) в расчете получить за это натуральные сервиции или поддержку в своих политических и военных мероприятиях. В этом главным образом и состояло значение регалий в данный период. Но отчуждение регалий короной и закрепление их в собственности отдельных феодальных землевладельцев подрывало общегосударственную власть и приводило к росту политической разобщенности.
Анализ королевских доходов показывает, что основная их масса представляла собой феодальную ренту, получаемую королем как земельным собственником. Эта рента создавалась крепостным и зависимым крестьянством, сидевшим на землях домена и во владениях, переданных короной церквам и монастырям. Остальные поступления, собираемые фиском в виде налогов, пошлин, судебных сборов, штрафов и т. п., представляли собой долю прибавочного продукта тех категорий непосредственных производителей, которые еще не были окончательно втянуты в отношения частной поземельной и личной зависимости и продолжали оставаться под юрисдикцией государства. Завершение процесса формирования феодальных производственных отношений приводило к все большему сокращению этих источников государственных поступлений, так как прибавочный продукт крестьян приобретал свою специфическую для феодализма форму – форму ренты феодальному собственнику. Потеря государством своей доли прибавочного продукта этой категории непосредственных производителей обусловлена самим фактом вступления в частную поземельную и личную зависимость. Но она во многих случаях оформлялась особыми юридическими актами – королевскими дипломами на пожалование иммунитетными привилегиями, регалиями и банном. Этими актами королевская власть оформляла свой отказ от причитающейся ей реальной, а в некоторых случаях уже только идеальной, доли выколачиваемого из феодально-эксплуатируемых крестьян прибавочного продукта, уступая весь этот продукт феодальному землевладельцу, к которому теперь переходила и вся полнота юрисдикции над эксплуатируемым им населением. У королевской власти оставались после этого только феодальная рента проживающих на домене крепостных и зависимых крестьян и те взносы, которые поступали в фиск из церковных владений и некоторых светских вотчин в знак признания права верховной собственности короля. Но получение этих взносов в значительной мере зависело от складывающейся в государстве политической обстановки и ставило королевскую власть в прямое подчинение феодальным магнатам. При таком положении единственная возможность усиления королевской власти заключалась в расширении и консолидации домениального землевладения. В дальнейшем с появлением свободного городского населения и ослаблением личной связанности вотчинно-зависимого крестьянства королевская власть как общегосударственная территориальная власть имела возможность втянуть в орбиту своей фискальной эксплуатации эти свободные категории населения, подчинив их своей непосредственной юрисдикции и превратив тем самым в государственных подданных. Однако в Германии развитие пошло в другом направлении: монархия не смогла взять на себя функций общей территориальной власти; эти функции присвоили себе территориальные князья.
621
Annales Ratisbon. a. 1084. SS., XIII, p. 48: Studuit has colligere de subiectis sibi episcopis et abbatibus aliisque suis principibus prope omnibus. Maxima pecunia de Ratisponensibus atque de cunctis fere in regno suo adquisivit civibus urbanis, unde adversus eum late succrevit grande odium et invidia immanis.
622
Ottonis Frising. Chronicon, VII, с. 16. SS., XX, p. 256: consilio generi sui regis Anglorum totum regnum vectigale facere volens, multum in se optimatum odium contraxit.
623
Annales Pagavenses, a. 1115. SS., XVI, p. 251; см. F. W. Giesebrecht. Geschichte der deutschen Keiserzeit, Bd. III, S. 857.
624
Такие далеко идущие намерения приписывают Генриху IV, например, A. Gfrorer, Papst. Gregor VII und sein Zeitalter, Bd. 11, 1864, S. 296 – 302; H. Hirsch, Die hohe Gerichtsbarkeit in deutsche Mittelalter, 1922, S. 139-149, 150-157.
626
Ph. Jaffe. Bibliotheca rerum germanicarum, t. V, № 91, p. 176 (1098): Relatum est nuperrime nobis, quod adhuc pecuniam illam non dedisses, pro qua rogavimus. Quapropter rogo te, ut, si nondum in hac re nostram impleveris peticionem, festines quantocius dare. Quia magnum impedimentum est nobis et incommodum illos tam diu morari. Возможно, что деньги, о которых здесь говорится, были задолженной платой за епископскую кафедру.