Агрессия против славян имела более далеко идущие цели, чем «итальянская политика». Немецкие короли и феодалы не удовлетворялись простым захватом добычи, а старались поработить славян, захватить их земли и сделать эти земли немецкими. Для славян дело шло о жизни или смерти. Эта смертельная угроза вызвала со стороны свободолюбивого славянского населения Полабья и Поморья ожесточенное сопротивление, о которое не раз разбивалась агрессия немецких феодалов. Трагедией для славян было то, что их отдельные княжества на территории между Лабой и Одрой не успели объединиться в одно государство, чтобы противопоставить свою общую военную и политическую силу силе объединенного противника. Следует иметь в виду, что славянам приходилось вести борьбу не против одних немцев, но и против датчан и других «крестоносцев».
Войны немецких феодалов с полабскими и приморскими славянами велись веками (X – XIII вв.). После первых успехов немцев во времена первых двух королей Саксонской династии захватчики потерпели страшное поражение (983 г.) и были обращены в бегство «как дикие лани»[681]. В 1004 г. немецкий король вынужден был заключить с лютичами союз как с равными. Титмар Мерзебургский с горечью восклицал: «Эти воины, бывшие прежде нашими рабами, стали из-за нашего безбожия свободными и теперь являются нашими союзниками»[682].
Но немецкие феодалы не оставляли своих попыток захватить земли полабских славян. И это им удалось осуществить в XII в. На славянских землях были созданы немецкие княжества; славянское население было впоследствии насильственно ассимилировано.
Нам остается еще ответить на вопрос о влиянии внешней агрессии и внешних завоеваний на внутреннее положение Германского государства.
Этот вопрос был поставлен в немецкой буржуазной историографии еще в середине прошлого века выступлением Зибеля[683]. Правда, ученые шовинисты и расисты обоих направлений – как зибелевского, так и фиккеровского – под сомнение берут только результаты «итальянской политики». Политика «движения на восток», которая, по утверждению этих историков, сама терпела ущерб от императорских увлечений Италией, принесла, по их мнению, одни только благотворные результаты.
Все, что говорят немецкие буржуазные историки о последствиях итальянской политики Германской империи X – XIII вв. для внутреннего развития Германии, не может выдержать научной критики точно так же, как и сама постановка вопроса о «пользе» и«вреде» исторических явлений. В своих рассуждениях буржуазные историки исходят из того, что историю делают короли и прочие сильные мира сего, и что они могут ее делать и так и этак. Если бы императоры не увлеклись итальянской политикой, а делали свое дело в Германии, то история Германии наверняка сложилась бы поиному. Вместо раздробленной, Германия оказалась бы такой же централизованной, как и соседняя с ней Франция[684]. Эти историки ставят исторические явления с ног на голову. Вместо объяснения политики, они склонны все объяснять политикой.
Повлияла ли на самом деле агрессивная политика Германского феодального государства X – XIII вв. на его внутреннее положение, и если повлияла, то в каком направлении?
Если сравнить историю Германии с историей Франции того периода, то бросаются в глаза резкие различия в королевской политике: германские короли уходили в Италию, добивались императорской короны, расточали силы на завоевания вовне и упускали то, что принадлежало или должно было принадлежать им внутри государства. Французские короли, наоборот, сидели дома и постепенно, шаг за шагом накапливали силы внутри, отнимая у феодалов земли и власть и собирая свой домен. В конечном результате оказалось, что немецкие короли потеряли и Италию и власть в самой Германии, а французские – собрали все земли и всю власть в своих руках. Франция стала централизованной, Германия осталась раздробленной. Напрашивается «логичный вывод», что Германию погубила «антинациональная политика» императоров. Но тогда сразу встает вопрос, почему немецкие короли не хотели сидеть дома и заниматься такими будничными делами, какими занимались французские, и почему французские короли были так «безразличны» к внешним захватам? Очевидно, дело не в королях и их политике, а в обстоятельствах, диктовавших политику королей. И если бы мысленно пересадить Капетингов в Германию, а Оттонов или Салийцев во Францию, то наверное дела в этих государствах не изменились бы. Политика осталась бы той же, что и при «домашних королях».
Французскому королю X – XI вв. было не до внешних захватов, а германский король выглядел бы смешным в глазах собственных феодалов, если бы он отказался от внешних захватов.
Следовательно, с такой точки зрения нельзя судить о вреде агрессивной внешней политики Германского феодального государства X – XIII вв. для его внутреннего положения. Но оценивать исторические явления с точки зрения их последствий можно и должно. И это важно не только для политики, но и для научного познания. Конкретно: в какой связи находится захватническая политика Германского государства X – XIII вв. с образованием территориальных княжеств?
С уверенностью можно сказать только одно, что эта политика ни в какой мере не препятствовала возникновению и развитию территориальных княжеств, а скорее она этому способствовала.
Однако, как будет показано дальше, в вопросе возникновения территориальных княжеств следует различать две стороны – экономическую и политическую. Примат при этом принадлежал экономическим условиям. Воздействие внешней политики на экономические условия не может являться решающим. Следовательно, мы можем говорить в данном случае о влиянии результатов внешней политики только на политическую сторону образования самостоятельных территориальных княжеств. То. что королевская власть не вела активной борьбы с возвышавшимися территориальными князьями (по крайней мере, с конца первой четверти XII в.). является фактом общеизвестным. В этом, несомненно, сказывались результаты внешних захватов и незаинтересованность королевской власти во внутригерманских делах.
Нельзя утверждать, что королевская власть могла устранить условия, благоприятствовавшие росту политической власти крупных феодальных землевладельцев – будущих территориальных князей; но вполне определенно можно сказать, что помешать превращению этих крупных феодалов в самостоятельных территориальных владетелей и усилить общегосударственные органы – королевская власть была в состоянии. Для этого в Германии существовали и активные общественные силы в лице горожан и низших слоев класса феодальных землевладельцев. Если бы король возглавил эти силы, то, возможно, удалось бы предотвратить образование самостоятельных территориальных владений. Но королевская власть, за небольшими исключениями, выступала не в качестве вождя тех сил, которые могли бороться против образующихся территориальных княжеств, а, наоборот, она была вождем самих территориальных князей и в некоторых случаях даже подавляла выступления, направленные против них (подавление Фридрихом II движения, возглавляемого его сыном Генрихом VII). В этом несомненно сказывались результаты увлечения германских королей итальянскими делами.
Правда, можно предположить, что германские князья справились бы с выступлением, направленным против них, и без помощи Фридриха II, как они справлялись прежде, во времена Генрихов IV и V с подобными выступлениями, возглавляемыми самими императорами. Но авторитет императора на стороне князей имел в этом деле немаловажное значение.
Итак, тот факт, что германские императоры увязли в Италии, мог только благоприятно повлиять на развитие тех процессов, которые привели к торжеству территориальных княжеств в Германии.
684
A. Heusler. Deutsche Verfassungsgeschichte, S. 162: «Нельзя себе представить, как бы счастливо сложились дела в Германии, если бы два столь выдающиеся деятеля, как Генрих IV и Фридрих I, держались в своем отечестве и посвятили ему все свои силы».