Подняли легкие якоря и парус.
Старший помощник капитана, высокий юноша по имени Гуди, отдавал команды гребцам. Огромные весла поднялись над темной водой.
Девушки стояли на коленях около носовой надстройки. Руки их были прочно привязаны к кольцам.
«Пальма Шенди» огибала мыс Шенди.
— Гордишься? — спросил я Саси.
— Да, господин, — ответила она, — я очень горжусь.
На корме и носу судна горели фонари. Мы медленно скользили вдоль зеленого берега.
Я посмотрел на белокурую рабыню. Связанная девушка показалась мне очаровательной. Заметив, что я наблюдаю за ней, она смутилась и опустила голову.
Я улыбнулся.
Прошлой ночью, спустя ан после того, как дикарку заперли в клетку, я пришел ее проведать. Она лежала на спине, подняв колени и положив ягодицы на ладони. Увидев меня, она вздрогнула.
Я подошел к решетке и скомандовал:
— Наду!
Она тут же встала на колени в позу рабыни для наслаждений. Протянув через прутья руку, я коснулся ее предплечья. Девушка замерла. Я притянул ее к себе. Кожа ее была гладкой и влажной. Рабыня тяжело задышала и прижалась к прутьям решетки. Глаза ее были закрыты, мягкие и влажные губы искали поцелуя.
— О нет, — вдруг выдохнула она по-английски и, испугавшись, отодвинулась назад.
Я отпустил ее руку, и девушка отскочила к противоположной стороне клетки.
Вот оно и случилось. Рано или поздно это должно было произойти. Она предложила свои губы, а потом испугалась и смутилась. Целовать ее я бы не стал в любом случае, поскольку рабыня мне не принадлежала, но она об этом не знала. Интересно наблюдать процесс становления рабыни. Тем более этой, от которой зависел успех или провал моей собственной миссии в Шенди. Если дикарка не сумеет преодолеть застенчивости, ее убьют до того, как она приведет меня к загадочному Шабе. Моя маленькая проверка дала положительный результат. Я убедился, что в ней уже пробудилась рабыня. По крайней мере, сразу ее не прикончат. Я посмотрел на забившуюся в угол девушку. Она выглядела несчастной и испуганной.
— Я не рабыня, — сказала она сама себе по-английски, обхватила голову руками и разрыдалась.
Я улыбнулся.
Предлагая для поцелуя губы, она тем самым давала понять, что готова отдаться мужчине.
— Я не рабыня, я не рабыня, — всхлипывала она.
Почему землянки так стараются подавить в себе женское начало? Совсем не плохо быть женщиной, равно как неплохо быть мужчиной. Утверждать, впрочем, не стану, поскольку женщиной никогда не был. Почему они так сопротивляются? Не иначе, их принудили к этому слабые мужчины, которые боятся настоящих женщин. Настоящий мужчина всегда рад встрече с настоящей женщиной. Интересно и поучительно размышлять о человеческих ценностях. Изменчив и странен ветер, гуляющий по равнинам мироздания.
— Я не рабыня, — всхлипывала девушка, — я не рабыня. — Вдруг она посмотрела на меня со злостью: — Ты считаешь меня рабыней, животное!
Я ничего не ответил.
— Может быть, поэтому я тебя так ненавижу? Потому что ты знаешь, что я рабыня? — всхлипнула она. Я посмотрел на нее.
— Неужели я ненавижу тебя потому, что вижу в тебе своего господина?
Она снова опустила голову, заплакала и запричитала:
— Нет, нет, я не рабыня. Я не рабыня!
Я ушел. Я не хотел возражать девушке, которая обращалась ко мне по-английски, будучи уверена, что я ничего нe понимаю. Пусть выскажется. Иногда рабыням разрешают говорить на родном языке. Считается, что им это идет на пользу.
Я забрался под одеяло. В ногах лежала Саси.
— Прикоснись ко мне, господин, — взмолилась она.
— Хорошо, — сказал я и еще раз оглянулся на клетку.
В глубине души дикарка уже смирилась со своим рабством. Это было видно по ее глазам и движениям. А вот на словах она еще боролась с собой. Несведущая, сырая девчонка, не привыкшая к ошейнику. Что она могла знать о жизни рабыни?
— О, господин, — прошептала Саси.
Это заставило меня отвлечься от мыслей о блондинке и ее роли в моих планах. А также о том, что нас ждет в Шенди. Все свое внимание я отдал сладкой, извивающейся, закованной в ошейник Саси, этому маленькому, гибкому, отмеченному клеймом зверьку из Порт-Кара. Она была восхитительна. Для горианки не существовало проблем белокурой дикарки. Едва на ней защелкнули ошейник, она начала счастливо расцветать. Гориане знают толк в женщинах.
— Ты даришь мне такое наслаждение, господин, — простонала она.
— Тише, — сказал я.
Через четверть ана я обнял ее и нежно поцеловал, позволяя ей успокоиться.
— Кто ты? — спросил я ее.
— Рабыня, господин.
— Чья рабыня?
— Твоя, господин.
— Ты счастлива?
— Да, господин, — прошептала она.
Под порывами ветра скрипели мачты. Ритмично опускались и поднимались весла.
Мы находились в семи или восьми пасангах от линии буев. Я уже видел корабли в гавани. Буи должны были остаться слева по борту. Покидающие гавань суда обходили их с противоположной стороны. Таким образом регулировалось движение. По правилам судоходства кораблям следует проходить левыми бортами друг к другу.
— Какой маркировкой пользуется Улафи? — спросил я Шоку.
— Желтой с белыми полосками, — ответил он. — Маркировка приведет нас к причалу для купцов. Склад товаров Улафи находится около восьмого причала.
— Вы арендуете место на причале? — спросил я.
— Да, в торговом совете.
К слову сказать, белый и золотой — отличительные цвета купеческой гильдии, Торговцы любят белые мантии с золотой отделкой. Линия желто-белых буев вела к причалам для торговых кораблей.
В порту виднелись сорок или пятьдесят парусов. Но кораблей там было намного больше. На швартовке паруса обычно снимают. Стоящие под парусами суда либо только вошли, либо собирались покидать гавань. В основном это были маленькие суденышки, береговые лодки и легкие галеры.
Никогда не думал, что гавань Шенди такая большая. Она достигала восьми пасангов в ширину и трех в глубину. На востоке в нее впадала Ниока. Течение реки в этом месте стремительное — на протяжении двухсот ярдов река ограничена искусственным каменным руслом. В естественном состоянии Ниока такая же широкая и спокойная, как Камба. Вход в гавань Шенди со стороны реки происходит по узкому коридору для безопасного судоходства; этот канал еще называют «крюк». По нему суда могут подняться до Ниоки даже против течения. Естественно, при помощи ветра или весел.
Аромат специй становился все сильней. Мы почувствовали его еще в море. Зато здесь не было привычного для всех портов рыбного запаха. Дело в том, что рыба в тропических водах непригодна для еды из-за отравленных водорослей, которыми она питается. Для рыбы эти водоросли безвредны, а для человека опасны. В деревнях по берегам Камбы, Ниоки и озера Ушинди рыба является главным источником пропитания, но на экспорт ее почти не отправляют. Из кожевенных магазинов и складов доносились запахи дубильных веществ и краски. В Шенди в большом количестве обрабатывают шкуры кайлуака. Их доставляют в порт не только с континента, но также с юга, с севера и со складов, расположенных вдоль побережья.
Наконец я почувствовал запах джунглей, расположенных за Шенди. Так пахнет влажная, изнывающая под солнцем зелень, тропические цветы и гниющие плоды.
Слева от нас проскользнул дхоу с бело-красным парусом.
«Пальма Шенди» уверенно двигалась к цели, оставив позади мыс. Бесстрастные белые глаза кайлуака с носа нашего корабля взирали черными зрачками на порт.