Блондинка восхищенно смотрела в зеркало. Похоже, рабыня мне попалась тщеславная.
— Что ты там видишь? — строго спросил я.
— Рабыню.
— Правильно.
— Женщину, которую можно купить и продать в зависимости от каприза мужчины.
— Молодец, — похвалил я.
— Может, я и не красавица, — произнесла она, — но я очень деликатна и очаровательна. Правда?
— Да.
— Ты в самом деле способен полностью и безоговорочно подчинить меня своей воле? — спросила она
— Разумеется, — кивнул я.
— Ты можешь и ты это сделаешь, так?
— Так.
— Ты можешь выпороть меня кнутом?
— Конечно.
— Какое странное чувство — быть рабыней.
— Скоро привыкнешь, — успокоил ее я.
— Да, господин, — произнесла девушка.
Я зашел сзади и посмотрел в зеркало через ее плечо.
— Что ты видишь?
— Рабыню, склонившуюся у ног своего хозяина, — ответила она.
Я схватил ее за волосы.
— Что видишь? — повторил я вопрос.
— Рабыню, — растерянно ответила девушка и застонала от боли.
— Говори, что видишь, — настаивал я.
— Это трудно передать, — сказала она и задрожала. — Неожиданно я увидела в зеркале удивительно прекрасную женщину. Я никогда не думала, что могу быть такой красивой, свободной женщине подобная красота недоступна. Это прелесть беспомощной рабыни. И эта рабыня — я! Я вдруг доняла, как смотрят на такую женщину мужчины. Мне стало страшно. Нам и в самом деле должно быть страшно при мысли о том, что мужчины могут в любую минуту на нас наброситься и разорвать на части, повинуясь приступу похоти. А потом я вдруг поняла, что значат ошейник, кнут, цепь. Я поняла, что такое клеймо. Конечно, нас надо клеймить, ибо мы — собственность мужчины. Разумеется, есть cмысл заковывать женщин в стальные ошейники, которые они не в состоянии снять самостоятельно. Разумеется, мужчины всегда будут приковывать нас цепями к стенам своих домов. И уж конечно, им не обойтись без кнута. Ведь мы можем и ослушаться.
Потрясенная собственным прозрением, она широко открытыми глазами смотрела в зеркало.
— Кажется, ты начинаешь понимать, что значит женская привлекательность, — усмехнулся я.
— Они в буквальном смысле хотят нас, — произнесла блондинка.
— Да.
— Они хотят нами владеть.
— Естественно.
— Я даже не подозревала, что существуют подобные эмоции, — сказала она.
— Существуют, — кивнул я.
— И что когда-нибудь я достанусь такому человеку… — Она посмотрела в зеркало, опустила голову и добавила: — Уже досталась.
— Что ты при этом чувствуешь?
— В моем мире не существует даже близких ощущений, господин.
— Твои бедра испачканы кровью, — заметил я.
— Господин взял мою невинность.
— Теперь ты девочка из красного шелка.
— Да, господин. Я девочка из красного шелка.
Я отошел на середину комнаты и повернулся. Она по-прежнему стояла перед зеркалом на коленях.
— Встань, — приказал я. Она поднялась.
— Подойди ко мне.
— Но я же голая, господин.
— Ты хочешь, чтобы я повторил команду?
— Нет, господин, — испуганно воскликнула блондинка и подбежала ко мне.
Я отметил, что рабыня остановилась на правильной дистанции. Никто ее этому не учил, более того, в ее культуре принято стоять и разговаривать на большем расстоянии. Между тем она интуитивно почувствовала, где именно ей следует замереть. Там, где бы я мог без труда до нее дотянуться, возникни у меня такое желание.
— Господин? — преданно посмотрела мне в глаза рабыня.
Расстояние, на котором находится невольница, зависит, разумеется, от характера общения. Если девушка хочет себя продемонстрировать, ей есть смысл отойти чуть подальше. Если она пытается соблазнить мужчину, она может подойти как угодно близко. Молить о ласке лучше всего лежа на животе, при этом невольницы любят целовать ноги господина. Распоряжения рабыни выслушивают с расстояния в несколько футов. В таких случаях им лучше стоять на коленях.
Я взял девушку за голову, и она тут же опустила взгляд. Как все-таки замечательно владеть женщиной! С этим состоянием не сравнится ничто!
Я повертел ее голову из стороны в сторону. До чего все-таки возбуждающе смотрятся сережки в ушах женщины! Я любовался проколотыми мочками ушей, из которых торчали витые проволочки с массивными золотыми кольцами. Весьма грубое украшение, если задуматься, но как оно подчеркивает красоту женщины! Я невольно улыбнулся. На Земле я никогда не придавал значения сережкам. И только сейчас до меня дошел истинно горианский смысл данного действа. Проколотая мочка уха символизирует тело женщины в целом, готовое к тому, чтобы его пронзил мужчина. Кольцо напоминает ошейник или кандалы — непременные атрибуты рабства. Неудивительно, что свободные женщины Гора никогда не прокалывают ушей. Было время, когда и среди рабынь не часто попадались девушки с проколотыми ушами. Зато сейчас прокалывать уши стало модным. Я поднял ее голову, чтобы она могла на меня посмотреть.
— Господин? — благоговейно прошептала девушка.
— Ты стала настоящей рабыней.
— Да, господин.
— Но ты не знаешь, что ты рабыня по природе.
— Я пришла из мира, где женщин не обращают в рабство.
— Этот мир называется Земля? — спросил я.
— Да, — ответила она.
— А я слышал, что женщины там — самые жалкие рабыни. И страдают они из-за того, что у них нет настоящих хозяев.
— Похоже, мне здесь из-за этого страдать не придется.
— Не придется, — успокоил ее я.
— Я буду во всем тебя слушаться. Я сделаю все, что ты захочешь.
— Знаю, — кивнул я.
Мне показалось, что девушка откинула прядь волос слегка раздраженно.
— Не хочешь ли ты стать еще красивее? — спросил я.
— Конечно, — ответила рабыня. — Если так угодно моему господину.
Я отошел в угол комнаты, где лежала моя морская сумка. Я швырнул ее на пол и приказал:
— Подойди к сумке и ляг на нее спиной. Голову прижми к полу.
Сумка была сделана из грубой брезентовой ткани голубого цвета. Горловина стягивалась белыми шнурами.
— Нет, пожалуйста, нет, — застонала девушка.
Между прочим, это самая распространенная позиция для дисциплинарного изнасилования рабыни. В ней женщина чувствует себя наиболее униженной.
Я овладел невольницей.
— Нет! — выкрикивала она сквозь слезы по-английски. — Неужели ты меня совсем не уважаешь? Неужели мои чувства ничего для тебя не значат?
Я встал. Не давая ей времени опомниться после унижения, я резко приказал:
— Ползи к зеркалу! Встань на четвереньки и посмотри на себя!
Несчастная девушка выполнила приказ и посмотрела на свое отражение. Волосы ее растрепались, красивые груди слегка провисли.
— Видишь? — спросил я.
— Да, — прошептала она и опустила голову.
— Подними голову и смотри еще, — приказал я. Она повиновалась.
— Видишь?
— Да, — сказала она. — Рабыня стала еще красивее.
— Теперь ползи в свой угол на солому, — разрешил я.
— Да, господин, — прошептала она. Я швырнул на нее одеяло, оставив открытой голову. Рабыня выглядела беззащитной и измученной.
— Я стала еще красивее, — произнесла девушка. — Почему?