— Да это не важно, пойми. Допустим, ты монстр. Но я люблю этого монстра!
— А может, тебя и вовсе нет! Таких, как ты, вообще в природе не бывает! Может быть, ты-то и есть главная галлюцинация! — воскликнула Влада, — Действительно, тебя кто-нибудь, кроме меня, вообще, видит? Только бармен видел. Так может, и бара никакого не было, может, это всё сон был! Я уже ни в чём не уверена... Точно, тебя нет, ты галлюцинация! — она вся дрожала, воспалённый взгляд метался, а по лицу лились слёзы. Она, похоже, даже не видела его. Когда она успела свихнуться?!
— Кто — галлюцинация?! Я — галлюцинация?! — возмутился Елизар. Он видел лишь один способ опровергнуть этот абсурд, что и сделал. Довольно грубо, так как сам уже был вне себя.
— Ты всё ещё думаешь, что я — галлюцинация? — нарушил он тишину, когда восстановилось дыхание. По-крайней мере, Влада успокоилась. Или просто устала. Но когда он в последний раз поцеловал её и слегка отстранился, её взгляд показался ему более осмысленным.
— Да. Самая реалистичная и жестокая галлюцинация, — подтвердила Влада, слабо и как-то лунатически улыбнулась, и глаза её снова утратили фокус, блуждая по потолку и занавескам.
Мягко обхватив ладонью за затылок, он чуть повернул её голову, чтобы Всевлада встретилась с ним глазами.
— Слушай, не делай такой глупости, ладно? Не ходи сдаваться.
— Допустим, не пойду. И как я это себе объясню?
— Просто я тебе запрещаю. Ты же меня слушаешься, правда? — он попробовал изобразить наглую ухмылку, но она совершенно не вязалась с испуганным и обречённым выражением глаз.
— Конечно. Но, зная себя, боюсь, что только в пределах этого дивана.
— Тогда я тебя с этого дивана никуда не выпущу, — проворчал Елизар, обнимая её крепче.
***
— Оставайся. Если что, про меня никто не знает, и тебя здесь никто не найдёт.
Всевлада обещала вернуться и почти поклялась, что не пойдёт сдаваться, не предупредив об этом Елизара. Она была не против того, чтобы остаться жить у него. Но после этой ночи, со всеми её событиями и страстями — особенно после того кратковременного приступа безумия, что утомил её мозг так, как утомляет неделя тяжёлой болезни — она так устала, что просто обязана была побыть в одиночестве. Её слегка знобило, болели глаза. Твёрдо решив, что больше не будет видеть никаких рыжих убийц, она забрела в метро.
Пока эскалатор медленно полз под землю, она обдумывала слова Елизара: "Ну, сама подумай. Тебе что нужно? Только одно: раскаяться, то есть простить саму себя. На это у тебя может уйти безумное количество времени и сил. Неужели ты думаешь, что если угробишь свою жизнь и будешь сидеть в тюрьме, то там это будет сделать легче?! Ну, зачем тебе ещё и это, скажи мне?" Он, безусловно, был прав, но если она согласится с ним, не станет ли это просто фальшивым оправданием для собственного успокоения? К тому же, вполне возможно, что в Елизаре говорит только эгоизм — он полюбил её и не хочет потерять...
Но ведь он же прав. Попадание в тюрьму ей нисколько не поможет. Признание превратится в глупый красивый жест, фальшивое самопожертвование с вершин своей гордыни, в то время как вины за собой она как не ощущала, так и не ощутит. Даже наоборот, эта бессмысленная "жертва" будет мешать... раскаяться и простить себя, так он сказал? Удивительно, насколько он её чувствует. Он понимает её раньше, чем она сама себя... В голове всё останется то же, также будут преследовать рыжие уроды, только ещё и вокруг будет клетка, и никакой надежды, никакого просвета и некуда бежать... А он? Сам-то Елизар? Он же её любит. Значит, такой её поступок может сломать жизнь и ему тоже. Разве она имеет право с ним так поступить? Так обойтись с их любовью, которая, безусловно, послана свыше? Где больший эгоизм — признаться или оставить всё как есть?
По эскалатору вверх проехал рыжий урод с усами, внимательно вылупившись на неё через очки. Влада вспыхнула и показала ему средний палец. Скорее всего, обиделся кто-то другой, но Влада уже не смотрела в ту сторону.
Уже подъезжая к своей остановке, Строгова вдруг остолбенела от мысли: ведь Елизар не появился бы в её жизни, если бы она не совершила убийства! Ну, точно. Каждая их встреча была связана с этим событием. Сначала она ехала в автобусе убивать, потом переоделась в парадной Елизара, пришла покупать куртку, ибо старую пришлось сжечь как вещдок, попёрлась искать перчатки и уснула в его парадной... Что это — простое совпадение? "Совпадения простыми не бывают"... Так получается, это у неё судьба была такая — совершить дурацкое убийство, потому что иначе она бы не встретила любовь всей своей жизни! Что же это? Голова шла кругом...
Оттолкнув с дороги хихикающего рыжего ублюдка с усами, Всевлада ворвалась в парадную. Пока поднималась по лестнице, она твёрдо и окончательно решила, что признаваться не пойдёт. Если какая-то высшая сила сознательно завела её в эту ситуацию, значит, она найдёт в себе мужество справиться с этим и жить. Это всё для чего-то нужно. Раз уж такие экстраординарные обстоятельства, так можно вообще пойти на крайние меры: взять и уехать из любимого Питера, какими-нибудь дикими зигзагами, чтобы никто уже не нашёл, остаться жить где-нибудь на Камчатке. Она всю жизнь в крайней степени не одобряла манеру выходить замуж и менять фамилию — может, тогда заодно уже и имя поменять, пускай муж зовёт, как ему больше нравится! Действительно, ты же больше не человек, зачем тебе собственная фамилия. Но вот именно в таких обстоятельствах вполне разумно неожиданно взять да и выйти замуж за Елизара и, поперёк своим убеждениям, написать в новом (фальшивом, конечно) паспорте его фамилию, да уж и имя поменять тоже, и пускай тогда Проныра её ищет, если ему угодно. А там лет через десять уже и вернуться можно по-тихому...
Влада застыла, как вкопанная: у дверей её квартиры, потупившись, стоял Проныра, лёгок на помине, и держал в руках тортик.
— А, Всевлада Викторовна! — расплылся он в смущённой улыбке, — А я уж думал уходить, не застал вас... Вы что же в такую рань уже где-то гуляете?
"Не твоё дело", — подумала Влада.
— А вы с какими судьбами? — спросила она.
— Я, видите ли, немного погорячился при нашей последней встрече... Вот и решил извиниться перед вами...
— Да, ладно. Мы оба погорячились.
— Я вам даже тортик принёс. Вот. Так может, чайку? А я заодно изложу вам свои безумные мысли по этому делу.
— Не знаю, с чего это меня должны интересовать ваши мысли по этому делу, но проходите, раз тортик.