«Гусь, фаршированный яблоками» до закатки в тюбик.
Свой привычный вид тюбики приобретают лишь к середине 70-х годов. Прежде всего, в этом заслуга профессора В.К. Володарского и возглавляемой им Лаборатории сравнительной диетологии (ЛСД) Института питания АМН СССР. Исследованиям этого крупного ученого мы обязаны появлением в нашем повседневном рационе блюд, впервые опробованных на орбите (паста «Океан», «Фарш свиной»).
Наш краткий обзор истории и основных тенденций развития космической кулинарии был бы неполным без упоминания о блюде, которое по традиции готовится на Байконуре за сутки до старта какого-либо корабля. Речь идет о знаменитом супе «Хаш», в состав которого входят говяжьи ножки, рубцы, чеснок и редька и который всю ночь варится в больших эмалированных тазах прямо в степи.
«В степи над космодромом, — вспоминает А. Попович, — неподвижно высится силуэт готового к старту корабля, в небе зажигаются первые звезды, аромат хаша наполняет все вокруг… Завтра утром старт, мыслями я уже на орбите, а пока неплохо бы и перекусить — в сотне метров от меня гостеприимно светится огонек костра. Я медленно поворачиваюсь и иду на огонек, сжимая в руке тюбик с горчицей».
В словах А. Поповича сквозит определенная ностальгия. Что ж, понять известного космонавта можно: велика сила привычки, и даже самый изысканный тюбик кажется подчас чем-то чужеродным…
Но нас не покидает уверенность (которая некоторым может показаться наивной), что со временем наука сделает новый шаг вперед, и когда-нибудь на одной из бесчисленных орбитальных станций, затерянных в звездных безднах, послышится вдруг звон наполненных шампанским хрустальных бокалов, засверкают серебром столовые приборы, и умелые руки космической хозяйки осторожно поставят на середину покрытого белоснежной скатертью стола супницу с харчо.
ИМ ПОКОРЯЛАСЬ НЕ ТОЛЬКО СТИХИЯ
Поворот кругом
При внимательном изучении географической карты нашей страны обращает на себя внимание крайне неравномерное распределение водных ресурсов на ее огромной территории. Действительно, в то время, как в наиболее густонаселенной европейской части России ощущается постоянная нехватка пресной воды, нередки засухи (ведь помимо Волги и Дона, крупных рек мы там не видим), — необъятные просторы Сибири, словно три голубых стрелы, пронзают три реки-гиганта: Обь, Енисей и Лена с их многочисленными притоками, не говоря уже об озере Байкал — крупнейшем в мире хранилище пресной воды. Такая диспропорция давно уже волновала многих ученых.
В 1948 году, после экспериментального подтверждения теории «большого сдвига», согласно которой большинство сибирских рек впадали когда-то не в Северный Ледовитый океан, а в Охотское и, частично, в Аральское море, и лишь впоследствии, в результате многочисленных катаклизмов, изменили направление своего течения, — стало ясным, что мириться с подобным положением вещей далее невозможно.
Первым забил тревогу один из крупнейших советских гидрографов, профессор Ю.К. Головин. «Колоссальный избыток пресной воды на огромных пространствах Сибири, — писал он в своей монографии «Вверх по Яузе», — в значительной степени препятствует дальнейшему освоению этого края. Десятки тысяч квадратных километров уже заболочены, процесс развивается с опасной быстротой. Если пустить дело на самотек, уже через 10–15 лет мы будем иметь на нынешней территории Сибири сплошные топи, способные в дальнейшем уничтожить практически всю богатейшую сибирскую флору и фауну, за исключением, быть может, камыша, комаров болотных и жаб».
Несмотря на определенную долю иронии в его словах, опасения профессора Головина разделял и его ближайший соратник Г.Б. Климук. Проведя кропотливые исследования, Климук пришел к выводу, что в относительно недалеком прошлом (до «большого сдвига») в Сибири господствовал сухой климат, под влиянием которого, в частности, сформирован внешний облик представителей многочисленных сибирских народов, сохранившийся до сих пор. «Именно климатический фактор, — писал Климук, — объясняет поразительное сходство монголов и эвенков, китайцев и якутов. Ныне судьба коренного населения Сибири, сохранение его самобытности зависит от того, сумеем ли мы вернуть тот климат, который господствовал здесь многие тысячелетия. Единственный выход, который мы видим сегодня — комплексное восстановление всей гидросферы Сибири, возвращение рек в их прежние русла и воссоздание, таким образом, исторически сложившихся природных условий, при соблюдении которых этот край будет расти и развиваться».
Смелые планы ученых получили полное понимание и поддержку; спешно созданная рабочая группа, руководителем которой стал профессор Головин, летом 1949 года начала разработку «Плана корректировки водных ресурсов Сибири и Заполярья». Напомним, что к тому времени уже был накоплен значительный опыт проведения подобных преобразований (вспомним хотя бы знаменитый Беломорканал, ДнепроГЭС, озеро Балхаш). Однако задача, вставшая перед учеными на этот раз, была настолько грандиозной по своим масштабам, что подступиться к ее решению оказалось не так-то просто.
«Не знаем, с чего начать, — признавался осенью 1949 года в одном из писем жене профессор Головин. — Георгий Борисович предлагает начать с озер — думаю поддержать его». Действительно, Г.Б. Климук предложил совершенно неординарный подход к решению проблемы: повернуть в порядке эксперимента озеро Байкал на 360 градусов. «Получится это, — убеждал Климук товарищей, — получится и все остальное».
Своим энтузиазмом молодой ученый сумел заразить остальных членов группы, и к концу ноября 1949 года технология поворота озера была уже полностью разработана. Прежде чем начинать работы на местности, решили провести проверку метода в лабораторных условиях.
Для проведения этого поистине уникального эксперимента сормовским заводом «Красный гигант» была изготовлена своеобразная модель озера Байкал. Модель представляла собой чугунную ванну длиной 16,5, шириной 4,2 и глубиной более двух метров. Своими очертаниями ванна с абсолютной точностью повторяла очертания самого озера. Рельеф ее дна также полностью соответствовал рельефу байкальского дна. В середине ванны находился небольших размеров бугор, немного выступавший над ее краями — остров Ольхон. В центре острова было просверлено сквозное отверстие, а в отверстие вставлен прочный стальной штырь. Нижний конец штыря упирался в днище ванны, а на верхнем находился специальный кронштейн с гнездами для «ухватов» (так ученые называли инструменты, при помощи которых осуществлялся поворот).
Поздно вечером 2 февраля 1950 года ванну установили на огромный стол, занимавший практически все помещение лаборатории, и эксперимент начался.
Вспоминает лаборант Э. Штольц: «Я стоял на помосте у крана огромной цистерны, наполненной чистой байкальской водой и ждал команды профессора Головина. Кроме Головина и Климука, в лаборатории находились все ученые из рабочей группы — 17 человек, и мы, шестеро молодых лаборантов. Наконец, Головин махнул рукой. Я открыл кран, то же сделали и мои товарищи, и вода по резиновым шлангам хлынула в ванну, которая начала довольно быстро наполняться. В эти минуты волнение мое было настолько велико, что я уже не думал о находившемся передо мной макете Байкала, как о какой-то модели; в глазах у меня, казалось, серебрилось само это огромное озеро, и в душе уже звенела песня. Мой друг, Сережа Никифоров, принес несколько ведер живого омуля и запустил их в озеро, «для чистоты эксперимента», как выразился Климук. Через некоторое время уровень воды в ванне почти достиг контрольной отметки; пора было браться за ухваты. Вскоре, по сигналу Головина, подача воды была прекращена; эксперимент вступал в решающую фазу. Я вставил конец своего ухвата в одно из гнезд кронштейна; так же поступили и остальные лаборанты. Образовалась хитроумная система рычагов; все мы дружно налегли на ручки ухватов, напряглись — и озеро начало медленно поворачиваться вокруг торчащей из Ольхона оси. Раздался страшный скрежет металла о металл — это дно ванны терлось о стальную поверхность лабораторного стола. Скрип и скрежет на некоторое время заглушили радостные крики ученых.